Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учись, пока я жив.
— Буду стараться.
— И делай выводы из нашей сегодняшней беседы: я вас, интеллигентов-вредителей, вижу насквозь. Как самый лучший, самый современный рентген в мире. Враг ещё ничего страшного не совершил, а Цанава уже предвидел наперёд все его дальнейшие поступки и принял надлежащие меры. Так что врать, юлить не имеет никакого смысла, если, конечно, вы с профессором на самом деле решил передать статуи в народную собственность.
— Именно так.
— Поэтому предлагаю: собраться вечером за чашкой чаю и раскрыть все карты.
— Всецело одобряю вашу идею, Лаврентий Фомич.
* * *
Королевский, Охотничий, Гетманский, Звёздный, Мраморный, Ореховый, Бальный, Каминный, Портретный — это названия только небольшой части залов знаменитого Несвижского замка.
Наши герои решили собраться в Голубом[23] — ведь именно там (опять же — если верить старинным легендам!) некогда были выставлены статуи золотых апостолов.
За круглым антикварным (конечно же!) столом удобно разместились профессор Фролушкин, молодой учёный Плечов, викарий из костёла Божьего Тела Гжегож Викентьевич Колосовский и нарком НКВД БССР Лаврентий Фомич Цанава.
Последнему из них на месте не сиделось, он постоянно вскакивал со стула и задавал каверзные вопросы:
— Как вы думаете, чего так испугались товарищи Балабанов и Козырев?
— Места у нас очень неспокойные. Можно сказать — одна сплошная аномалия, — поспешил сделать признание священнослужитель, сразу догадавшийся, что вопрос высокопоставленного чекиста адресован именно ему.
— В чём она проявляется?
— Ведьмы по ночам то и дело шастают, призраки регулярно появляются.
— Вы сами верите в эту чертовщину?
— Нет. Я верую в Бога. Но не раз слышал и завывания совы, и страшный скрип гробовых досок…
— Что, серьёзно?
— Серьёзней не бывает… Хотите — верьте, хотите — проверьте, если сможете, конечно, — однажды я даже узрел саму Барбару Радзивилл! Во всей её великолепной красе.
— И что?
— Между прочим, княгиня беззастенчиво манила меня к себе, но я сдержался — сан не позволяет.
— Правильно сделали… А то бы блуждали сейчас рядом с нею по ночам в тёмных пустынных помещениях замка и пужали зря людей, — одобрительно похлопал его по плечу в очередной раз оказавшийся рядом Лаврентий Фомич, однако викарий продолжил излагать свои мысли, пропустив его шутливый комментарий мимо ушей:
— Может быть, здесь, в Несвиже, проходит разлом между прошлым и будущим; реальным и потусторонним. Что думают по этому поводу господа, пардон, товарищи красные философы?
— Полагаю, наших бойцов умышленно напугал до смерти тот, кому это было выгодно! — вступил в дискуссию вечный ворчун Фролушкин. — Кто хотел, чтобы ему никто не препятствовал в незаконных изысканиях, связанных с поиском дворцовых сокровищ.
— Пчоловский?
— Возможно.
— Кстати, как он относится к советской власти? — спросил старший майор.
— Резко отрицательно.
— Почему тогда не покинул обитель сразу после прихода Красной армии?
— Значит, что-то держит его в наших местах…
— Я даже знаю что: апостолы! — опять сорвавшись с насиженного места, выдал новый, но такой же безапелляционный, как и все остальные, тезис Цанава. — А это, в свою очередь, значит, что он ничего так и не нашёл. И теперь будет следить за нашими попытками, чтобы в случае успеха экспедиции улучить удобный момент и выкрасть реликвию.
— Похоже так…
— Осталось только установить, на какую разведку он работает: польскую, немецкую или, может, британскую? Хотя в принципе особого значения для нас это иметь не будет — всё равно мы обязаны противодействовать с максимальной жёсткостью всем врагам, независимо от их национальности и вероисповедания. Что скажешь по этому поводу, Ярослав Иванович?
— В первый раз я навалял диакону Пчоловскому, так сказать, по самую завязку. Но, видимо, наука не пошла ему впрок. Пришлось повторить — сообща с товарищем наркомом! Так что, думаю, сейчас он отлёживается в одном из подземных помещений. Наверняка от туннеля, в котором мы сегодня побывали, отходят какие-то ответвления. Надо бы их тщательно проверить.
— Согласен.
— И ещё… Возможно, в его стенах скрыты секретные кнопки, открывающие те или иные замаскированные двери, наподобие той, на которую сегодня случайно нажали вы, Лаврентий Фомич.
— Завтра утром наши спецы разберут её до мельчайших деталей, чтобы выяснить принцип действия. После чего мы все вместе обследуем каждый миллиметр подземного хода на предмет обнаружения чего-нибудь подобного, — подвёл итог Цанава.
* * *
А вечером, перед сном, уже в квартире пани Ядвиги, учёные провели ещё одно «оперативное совещание», так сказать, в усечённом формате.
Тон задал Яра:
— Скажи, отец, что, по-твоему, означает буква «ц» и «40 м» возле неё?
— Ну, по-видимому, расстояние от церкви до… Стоп, откуда тебе известно содержание записки?
— Подглядел.
— Шарить по карманам — неприлично… — насупился профессор.
— Неприлично обманывать близких людей, которые тебе всецело доверяют.
— И это тоже.
— Что ж… «Раскроем карты», как сказал товарищ нарком?
— Давай.
— Вот смотри: аналогичная запись имеется в тетради Пчоловского.
— Откуда она у тебя?
— Неважно. Здесь тоже — храм с взятой в круг буквой «ц» и цифра сорок с отметкой «м» рядом с ним, что, по всей видимости, обозначает расстояние до стен собора. Проверим?
— Как только вырвемся из-под контроля «чуткого руководства».
— Имеешь в виду наркома?
— Его родимого.
— А вот я считаю, что товарищ Цанава нам союзник, а никак не помеха. Цель-то у нас одна, общая: найти золотых апостолов и передать народу.
— Боюсь, если мы найдём их в его присутствии, советские люди никогда не узнают об этом достижении.
— Поясни.
— Учитывая международную обстановку, будут они пылиться в запасниках какого-нибудь секретного фонда.
— Похоже, ты прав, отец… Но что можем предпринять мы, дабы такого не случилось?
— Сделать находку всеобщим достоянием, раструбить через прессу на всю страну о том, что такая замечательная реликвия стала собственностью всего трудящегося народа.
— Согласен. Только как мы сможем организовать утечку информации из-под колпака нашего Лаврентия Второго?
— Предоставь это мне…
* * *
На следующий день команда под предводительством наркома Цанавы собралась у центральных ворот собора в восемь часов утра, чтобы тщательно исследовать подземный ход, случайно открытый Лаврентием Фомичом.
Основная тяжесть этой изнурительной работы легла на плечи самого молодого из троицы — Ярослава Ивановича Плечова.
Он шёл и простукивал каждый кирпичик, нажимал на каждую вмятину, давил на каждый выступ.
Профессор, позиционировавший себя в качестве научного руководителя этого на первый взгляд бессмысленного проекта, казалось, вовсе не планирует принимать участие в практических изысканиях.
А Цанава и вовсе поначалу только наблюдал и комментировал:
— Правее бери, видишь — кирпич неровно положен. Попробуй надавить на него!
Пройдя полпути (и то