Полицмейстер обошел стол и приблизился к Ардову.

— Я вот что думаю, Илья Алексеевич, — начал он доверительным тоном. — Есть такая тайная греческая организация «Этники гетерия». Националисты. Своей целью ставят присоединение к Греции Фессалии, Эпира, Македонии и Крита — словом, создание нового большого греческого государства на Балканах.

— Думаете, взрыв в Сестрорецке устроили они?

— Не берусь утверждать, мой друг, — вздохнул тайный советник, — но если кому и есть интерес восстановить Россию против Турции, так это этим «гетериям». Полагаю, найти сочувствующих среди наших инвалидов турецкой кампании грекам не составило бы труда.

Ардов какое-то время обдумывал эту версию. Выглядела она вполне правдоподобной с точки зрения технического воплощения. Но вместе с тем в стратегическом отношении казалась весьма жалкой.

— Уверен, если дело обстоит так, как вы представляете, государь с легкостью разгадает эту провокацию.

— Дело несколько сложнее, чем вы можете предположить, — возразил тайный советник. — В окружении его величества достаточно горячих голов, полагающих нынешний момент идеальным для военной операции по захвату Проливов[17]. Да и сам государь — убежденный сторонник установления контроля над Босфором.

Райзнер вернулся за стол и принялся перекладывать бумаги, желая унять нахлынувшее волнение.

— План захвата уже разработан, — продолжил он, не глядя на Ардова, — все наличные силы Черноморского флота приведены в полную боевую готовность, ждут только телеграмму Нелидова[18]. Эскадра выдвинется как будто для учений у берегов Кавказа, — Август Рейнгольдович двинул по сукну к краю стола увесистый малахитовый пресс-бювар, который, очевидно, предстал в его воображении эскадренным броненосцем «Три святителя», — а затем внезапно повернет на Стамбул. — Тайный советник резко развернул канцелярский предмет и направил в сторону бронзового чернильного прибора во главе стола. — Одновременно Нелидов объявит султану ультиматум.

— Но ведь это война! — ужаснулся Илья Алексеевич.

— Вот именно! — вскрикнул обер-полицмейстер с какой-то обидой, имевшей, видимо, адресатом тех, кого эта перспектива не пугает. — Причем не с Турцией, в которой Нелидов уже подкупил половину визирей, а султан доверяет ему едва не больше, чем собственному правительству. Война будет кое с кем посерьезней.

Обер-полицмейстер замолчал, понимая, что выболтал немало лишнего. Но и останавливаться сейчас на полпути было бы неразумно. Он увлек Илью Алексеевича к окну, словно там было безопаснее.

— В конце прошлого года государь тайно встречался с премьер-министром Великобритании в замке Бальмораль[19], — еле слышно проговорил Райзнер. — Солсбери[20] дал понять, что не потерпит взятия Проливов русскими.

— Вы хотите сказать, что мы на пороге войны с Великобританией? — Открытие ошеломило Ардова.

Август Рейнгольдович горько усмехнулся и закатил глаза.

— Неужели государь пойдет на это? — Илья Алексеевич все еще не мог принять ужасающего известия.

— За его сердце сражаются два лагеря, — все так же тихо продолжил Райзнер. — Витте[21] — против захвата Проливов. Но государь — натура мнительная. Он чутко улавливает настроение подданных. Если воинственный дух общества начнет фонтанировать, кое-кто сумеет преподнести идею войны как «волю народа» и склонить государя на свою сторону.

Обер-полицмейстер вернулся к столу и взмахнул газетами:

— Этим козлиным хором «народного» гнева кто-то весьма умело дирижирует! — воскликнул он, словно взобрался на трибуну. — Распаляет эту, понимаете ли, военную истерию. А толпе — сами знаете — только укажи на врага, уж она-то ждать не заставит. Причем надо признать — действуют хитро. Призывать к войне с Англией — это полнейшее безумие, на этом победных настроений не возбудишь. А вот звать отомстить дряхлому османскому мамонту, который и так распадается на глазах, — это пожалуйста, этим увлечь несложно.

— Получается, здесь за кулисами уже не греки стоят?

— Даже страшно представить кто, Илья Алексеевич, — округлил глаза тайный советник. — Но наш долг — вывести интриганов на чистую воду. И сделать это надо как можно быстрее! Счет идет на дни, если не часы.

— Но у меня…

— Что? Подштанники в портомойне? — насмешливо воскликнул обер-полицмейстер, демонстрируя удивительную осведомленность в делах третьего участка Спасской части. — Не беспокойтесь, Бугров уже поговорил с этим прапорщиком… как его? Горчицыным! Тот признал, что ошибся. Нашел этот Горчицын свои кальсоны у себя дома — он их и не носил в Мучной даже.

— У меня еще репортер из «Ведомостей».

— А что там? — удивился сановник. — Ну, ревнивый муж, ну, вернулся не вовремя… Что там расследовать?

— Там есть странности…

— Илья Алексеевич, голубчик… — Райзнер подошел к молодому человеку и слегка сжал ему плечи. — Я знаю, что дела государственной важности вам не по душе. Прошу вас в виде, так сказать, исключения и в знак наших дружеских отношений… Сес-тро-рецк!

Поручение обер-полицмейстера сбило Ардова с толку. Обыкновенно, составив план, Илья Алексеевич старался от него не отступать, поскольку новые задумки не затмевали первоначальный замысел — он никуда не девался, оставался в памяти, мешался и вносил путаницу. Чем больше итераций[22] переживала та или иная гипотеза, тем сложнее Ардову было удерживать в голове очередность возникновения версий — все они имели для него равное значение и от времени возникновения никаких дополнительных значений не приобретали. Иногда это приводило к тому, что сыщик форменным образом путался в имеющихся вариантах и был вынужден тратить время, чтобы восстановить в памяти хронологию их возникновения.

Однажды в университете во время лекции профессор Штрауберг порекомендовал студентам несколько полезных книг, но в ходе выступления умудрился не один раз исправить список, заменяя авторов и добавляя более подходящие монографии взамен упомянутых ранее. При этом ученый муж пускался в путаный сравнительный анализ взглядов и методов, горячился, ругал ошибочные представления коллег, прощал авторов ранее отвергнутых трудов и тут же принимался прикладывать лучшие места из их изысканий к фрагментам, которые признавал удачными в других работах. Это приводило к невообразимому квипрокво[23]. Всякий раз Илья Алексеевич мысленно клал объявленную книжку на воображаемый письменный стол и только в библиотеке обнаружил, что совершенно не может определить, что из этой груды томов следует прочесть к следующему занятию. На новой лекции темпераментного профессора Ардов старался мысленно раскладывать книги по стопкам, но, отвлекшись пару раз, вскоре запутался. В следующий раз отвергнутые научные труды беспощадно отправлялись в корзину, но та быстро переполнилась. Тогда книги полетели под стол… Дело кончилось тем, что рабочий кабинет в голове Ильи Алексеевича оказался окончательно захламлен, он мысленно запер его на воображаемый ключ и больше туда не возвращался.