Когда напряжение спало, вернулись за стол. По знаку Анастасии Аркадьевны старик лакей в расшитой золотом ливрее принялся торжественно вертеть ручку лакированного ларца, отчего пришел в движение латунный диск с дырочками. Полилась музыка. Сегодня звучали миниатюры Эрнеста Шоссона[30].

На столе был крем-суп из спаржи, лангустины в кардамоновом масле с мятным муссом, раковый плов, салат из сельдерея, груши в хересе и кофе.

Тема бережного отношения к здоровью нашла неожиданное развитие в обсуждении итогов недавно прошедшего в Санкт-Петербурге Съезда по выработке мер против сифилиса в России, за работой которого Анастасия Аркадьевна следила по газетам с неослабным вниманием. В частности, в докладах значительное внимание уделялось вопросу о проституции и мерах по отношению к ней.

— Пребывание проституток в больницах должно быть обставлено таким образом, чтобы время не проходило в праздности и тоске о прерванной профессии, — рассуждала княгиня, напитавшись мыслями от ведущих специалистов. — Это должно быть время телесного и душевного отдыха от атмосферы разврата и пьянства.

— Что же им делать в больнице? — удивился Шура.

— Читать… — неуверенно предположила Анастасия Аркадьевна. — Можно посещать церковь… Молиться…

— Илья, а за заражение сифилисом положено наказание? — поинтересовался Шура у гостя.

Ардов автоматически раскрыл перед внутренним взором 103-ю статью Уложения о наказаниях:

— «За сообщение другим происходящей от непотребства заразительной болезни виновные подвергаются аресту не свыше двух месяцев или денежному взысканию не свыше 200 рублей».

— Я бы ужесточил, — высказался Шура и получил в ответ строгую отповедь княгини, пронизанную духом гуманизма и милосердия.

Улучив момент, Баратов попытался переменить тему и рассказал несколько забавных моментов, связанных с длящимся визитом короля Сиама, впервые посетившего Россию с многочисленной свитой. Как чиновник Азиатского департамента МИДа Шура участвовал во всех протокольных мероприятиях.

— Оказалось, он совершеннейший европеец, — делился впечатлениями молодой князь, — провел у себя в королевстве кучу реформ, а от нас ему нужно воздействие на Францию, которая, кажется, желала бы продолжить войну[31].

— Илья Алексеевич, как вы считаете, а мы готовы к войне? — оживилась Анастасия Аркадьевна, сделав глоток кофе.

— Войне? Какой войне? — не сразу сообразил Ардов. — С Сиамом?

— С Турцией, конечно! — воскликнула княгиня. — Все газеты трубят об этом.

— Mère[32] обеспокоена вопросами перевооружения русской армии, — сдерживая улыбку, пояснил Шура, успевший еще за ужином наслушаться про патроны с кольцевой проточкой на гильзе, давно введенные в развитых странах.

— А что тут смешного, Александр? — не приняла иронический тон сына Баратова. — Это серьезное дело! У нашего патрона до сих пор сохраняется выступающая закраина[33].

Ардов с восхищением уставился на хозяйку дома, знания которой по устройству оружия сделали бы честь иному инженеру.

— Генерал Верховский считает, что такой патрон не годится, — продолжила она, все более накаляясь. — И еще он говорит, что у нашей винтовки масса других недостатков: уменьшенная скорострельность, неотнимаемый штык…

Илья Алексеевич украдкой взглянул на Шуру, пытаясь понять, что может означать столь глубокое погружение княгини в вопросы устройства винтовки. Тот неопределенно пожал плечами, давая понять, что новое увлечение родительницы находится в самом разгаре и пока не имеет признаков ослабления.

— Илья Алексеевич, Александр, — обратилась княгиня к молодым людям, — я вижу, вы совершенно несведущи в вопросах вооружения! Нам надо посетить лекцию генерала Верховского.

Ардов чуть не опрокинул кофе:

— Помилуйте, Анастасия Аркадьевна!

— Ну а что? — воскликнула Баратова. — У нас война на носу!

— Я не могу! — вскочил Шура и в мгновение оказался у двери. — Меня ждет шеф — мы готовим тезисы для конференции в Гааге.

Княгиня проводила сына уничижительным взглядом и обернулась к Ардову.

— У вас тоже «тезисы»? — строго спросила она.

— У меня Сестрорецк, — предпринял слабую попытку отбиться Илья Алексеевич, понимая, что увильнуть уже не получится.

Публичную лекцию генерала Верховского устраивало Общество ревнителей военных знаний. На волне взбудораженного газетами общественного беспокойства в аудиторию набилось не менее сотни слушателей.

Верховский набрал необычайную популярность в последнее время как эксперт по вопросам вооружения армии. И дня не проходило, чтобы в какой-нибудь газете не выходила его статья с критикой принимаемых правительством решений. Одному человеку такое было явно не под силу, поэтому злые языки уверяли, что на генерала работает целая армия референтов.

Надо отдать должное отставному вояке, он умел производить эффектное впечатление на публику — невысокого роста, суховатый, без живота, с аккуратными седыми усами, переходящими в бакенбарды, за короткое время он стал популярнейшим лектором. Манера его не была лишена артистизма, а язык — простоты и вместе с тем известного изящества; между серьезными мыслями он частенько вставлял шутки из военной жизни, за что особо ценился дамами, для которых служил образцом современного военачальника — умного, образованного, истинного патриота, вышедшего победителем из самых горячих битв последнего времени.

— Si vis pacem, param bellum! — хорошо поставленным голосом вещал с трибуны Верховский. — Хочешь мира — готовься к войне. Так говорили римляне. А готова ли сегодня к войне Россия? «Готова», — говорят нам либералы, пробравшиеся в высшие сферы. Говорят, и войны-то никакой не будет. Ну, тут ничего удивительного, господа стратеги изволят почивать на лаврах… — здесь оратор оставил добродушные интонации и подпустил в голос обличительного пафоса. — Позвольте не поверить вам, господа болтуны! — погрозил он воображаемым оппонентам, как будто они сидели в зале и готовились дать ему отпор. — Долг офицера и патриота заставляет меня произнести горькую правду: мы не готовы!

По залу пошел беспокойный ропот, где-то в задних рядах даже раздался женский всхлип.