Пройдя темными коридорами, гости очутились в душном сводчатом зале, обставленном наподобие трактира. Половые шныряли между столиками, разнося пивные кружки и графины с наливками. В нос Ардову ударил густой настой табака, пота, сырости и куриного помета.

В центре зала под чадящими керосинками располагался огражденный деревянными щитами песочный манеж, где на потеху разгоряченной публике рвала друг друга на части пара обезумевших петухов. Стоял невообразимый гвалт.

— Когтями, когтями его! — рычал взмокший толстяк в затканном цветами жилете.

— Ловко поднырнул, чистый Пытлясинский…[29] — восхищался тактическими навыками птицы болезненного вида приказчик.

— Гляди, как вцепился! — с восторгом шептал лысый почтмейстер с седыми бакенбардами.

Ардов, встав за спинами, принялся украдкой осматривать зал. Публика была разномастной: купцы, чиновники, богатые торговцы, студенты, артисты, бланкетки, даже несколько военных в разных чинах.

В темном углу худосочный мужичонка откинул крышку чемодана и возился с сидевшим там петухом, натирая ему шею каким-то снадобьем из склянки.

— Это деревянное масло, — прошептал Кузьма Гурьевич, проследив за взглядом сыщика, — самое дешевое. Чтобы сложнее ухватить было… А сейчас еще и перчиком присыплет… чтобы противник в шею не вцепился.

— Разве это разрешено? — удивился Илья Алексеевич.

Шептульский развел руками.

— Ежели поймают — отделают хорошенько. Да только ставки здесь такие, что не грех и рискнуть.

— Где ставки-то делать?

Филер сопроводил Ардова к стойке в глубине зала и тут же испарился.

За стойкой стоял крепкий мужик в черной рубахе с бешеным взглядом. Радужная оболочка его глаз была выцветшей, почти прозрачной, левый зрачок стоял неподвижно, в то время как правый жил обычной жизнью.

Илье Алексеевичу показалось, что он недавно где-то видел этого человека, но в суматохе не мог сосредоточиться и пройтись по коридорам «римских комнат», чтобы восстановить в памяти посещенные места и повнимательней рассмотреть встреченные лица.

— Вижу, барин, нравится вам у нас, — улыбнувшись одними губами, поприветствовал гостя букмекер. — Следующей паре хозяева шпоры навесят. Будут петушки резаться ровно гладиаторы времен Домициана. Верная смерть. Сколько ставить будете?

Голос мужчины задрожал перед Ардовым черным дымом, ноздри наполнил кисловатый запах, напоминающий нечто среднее между дымом от горящих хвойных иголок и подкопченных сосновых стружек. Это был запах пороха.

Ардов достал бумажник.

— Пожалуй, рубль поставлю, — кашлянув, объявил он ставку.

— На кого изволите? — спросил букмекер и, развернувшись, указал на черную доску, где мелом были выведены имена участников следующего поединка. — Советую на Арчибальда III, — заговорщицки произнес он и многозначительно закатил глаз.

— Ну, давайте на Арчибальда, — согласился Илья Алексеевич.

Мужчина взялся выписывать квитанцию.

— Я заметил, у вас птиц маслом натирают? — продолжил сыщик, желая разговорить букмекера.

— Махинаторы попадаются, — согласился мужчина, напустив на себя непринужденный вид, — но — не моя епархия. Я ставки принимаю, — показал он на стопку нанизанных на шило бумажек.

— Человек без уха тут не бывал? — дерзнул Илья Алексеевич: в таких местах подобных вопросов не любили, особенно от незнакомцев.

Букмекер на мгновение напрягся, но тут же вернул себе прежнюю беспечность.

— Сюда много чудаков захаживает, — ответил он небрежно, — безрукие, безногие… Вчера один без носа явился… Может, и безухий был — всех не упомнишь…

Ардов забрал квитанцию и вернулся к манежу. К нему тут же подскочил Шептульский.

— Все разузнал, ваше благородие, — зашептал он в ухо сыщику. — Репортер наш отсюда не вылезал — ставил по-крупному. И еще поворот: офицер морской сюда тоже захаживал. Ставок не делал, но переживал страстно: кровь любил.

Среди разгоряченных лиц на противоположной стороне ринга мелькнула чисто выбритая желтая голова. Ардов почувствовал во рту горький вкус пижмы. Лысый повернул голову в сторону, и в отсвете керосинки Илья Алексеевич явственно разглядел мясистые рубцы на месте левого уха.

Одноухий!

Сыщик ринулся к нему сквозь плотно стоящие тела. Тот, словно почувствовав опасность, а возможно и получив знак от кого-то из-за спины Ардова, начал энергично пробираться к выходу. Илья Алексеевич понял, что у него остаются считаные секунды, чтобы задержать субчика.

— Стой! — крикнул он, но возглас потонул в общем гаме.

Отчаявшись преодолеть слипшуюся человеческую массу, Ардов бросился прямо через манеж, распугав петухов и вызвав возмущение публики. Птицы шарахнулись в стороны, полетели перья, кое-кто из зрителей даже попытался ухватить Илью Алексеевича за ногу.

Пробираясь к выходу, Одноухий нарочно опрокинул стол с закусками, чтобы создать у себя за спиной сумятицу. Раздался визг, зазвенела посуда. Оглянувшись, беглец с удовлетворением отметил, что Ардов увяз в гуще сбившихся тел, и не сразу сообразил, что мешает ему самому двигаться дальше. Оказалось, на ноге у него грузом повис Кузьма Гурьевич, не позволяя сделать и шагу. Издав какой-то звериный рык, Одноухий, не раздумывая, обрушил на филера несколько мощных ударов, после чего хватка ослабла, и мужчина сумел высвободить ногу из замка. К этому моменту Илья Алексеевич уже добрался до ступеней, ведущих наверх, и приготовился хватать преступника. Плану Ардова помешал налетевший откуда-то сбоку бешено бьющий крыльями ополоумевший петух, которого прицельно подбросила в его сторону чья-то рука. Илья Алексеевич отшатнулся и прикрыл лицо руками, желая уберечь глаза от металлических шпор на ногах птицы. Этой заминки хватило, чтобы Одноухий выскочил из подвала и помчался вверх по ступеням.

Выбравшись в темный переулок, Илья Алексеевич устремился в погоню, утирая рукавом хлещущую из рассеченной брови кровь. Следом за ним, кряхтя и прихрамывая, пытался поспеть Кузьма Гурьевич. Вид у филера был не лучше: из носа текла красная ушка, а под глазом набухал фиолетовый пузырь.

Сделав пару поворотов в темных переулках, сыщик вынужден был прервать погоню: беглец скрылся.

— Неужто упустили, Илья Алексеевич? — едва переводя дух, прохрипел Шептульский.

— Похоже, ушел… — едва слышно прошептал Ардов.

Одноухий хорошо слышал эти слова, поскольку притаился за дровяным сараем буквально в двух шагах от места, где сыщик решил бросить преследование. На этот раз удача оказалась на его стороне.

Исцарапанное лицо порядком напугало княгиню Баратову, к которой Илья Алексеевич явился на завтрак по заведенной традиции. Насилу удалось отговорить ее ехать к доктору Андерсу на Малую Конюшенную, чтобы удостовериться в отсутствии угрозы для зрения. Панику помог погасить Шура Баратов, сын Анастасии Аркадьевны и университетский товарищ Ардова: он весьма споро залепил бровь Ильи Алексеевича двумя аккуратными белыми полосочками пластыря Beiersdorf.