обычный вторник.

В редакции газеты всё шло своим чередом. Бухгалтер закрылась в кабинете, страдая над отчетами. Корреспонденты пыхтели над материалами, периодически хватая телефон и лихорадочно разыскивая того или иного информатора. Редактор и верстальщик ломали голову над оформлением первой полосы.

Поскольку вторник в этой редакции был днём газетным – днём перед отправкой газеты в типографию – Олеся, редактор, решила отказаться от обеденного перерыва. Тем более, что на это время у неё была назначена сверка материала с заврайоно.

Однако, поскольку Олеся еще и не завтракала, голод настойчиво давал о себе знать предательским урчанием а животе.

В конце концов Олеся не выдержала.

Она отправилась в бытовую комнату, где, помимо всего прочего, размещались чайник, микроволновка и небольшой холодильник.

Открыв дверцу, Олеся с удовлетворением обнаружила сиротливо лежащий на верхней полке холодильника пирожок.

"С картошкой", – мечтательно подумала Олеся. – "Или, если повезёт, – с повидлом".

Она решительно вынула пирожок. Он был не первой свежести, но пах обычной выпечкой. Ничем не примечательный пирожок.

Повертев его в руках, Олеся засунула его в микроволновку. Минуты на полторы – разогреть. И со спокойной душой направилась в свой кабинет, где уже разрывался телефон.

А в это время в компьютерном цехе молоденькая журналистка Настя ждала, пока верстальщица распечатает её статью – в корреспондентской принтера не было. И вдруг она стала подозрительно принюхиваться.

– А что это здесь пахнет паленым? – раcтерянно спросила она. – От принтера, что ли?

Пока верстальщица Наталья пыталась понять, о чём речь, в дверь ворвалась еще одна журналистка, Света.

– Девочки, ужас просто! Я сижу, и вдруг кааак бабахнет за стенкой! И дым валит!

Все дружно переглянулись и ринулись в коридор. Дым выползал из щелей в двери бытовой комнаты.

Редактор мирно сидела в своём кабинете, дописывая материал и предвкушая, как она наконец-то съест вожделенный пирожок. Услышав топот и громкие голоса из коридора, подумала, что пришли очередные рекламодатели. И уже намеревалась поставить точку, как в кабинет влетела верстальщица:

– Олеся, у нас что-то горит в микроволновке!

– Сначала взорвалось, а потом загорелось, – торопливо уточнила Света.

Олеся выбежала в коридор. Едкий дым заполнил всё вокруг. Бухгалтер, кашляя, выскочила из своего кабинета:

– Что случилось?

– Горим! – ответил кто-то за дымовой завесой плачущим голосом.

Олеся пробралась в бытовую. Настя испуганно твердила: "Электричество надо отключить".

– Нет, не отключайте! – завопила бухгалтер и ринулась к своему компьютеру спасать отчеты от исчезновения.

Олеся, вытирая набежавшие от едкого дыма слёзы, осторожно выключила микроволновку из сети. Огня видно не было, но дышать в дыму становилось всё труднее.

Бухгалтер, вернувшись, решительно взяла микроволновку и вытащила на улицу. Все замерли вокруг.

– Кто и что положил в микроволновку? – медленно спросила верстальщица, обводя грозным взглядом коллег.

– Там был всего лишь пирожок, – жалобно простонала Олеся. – Просто пирожок. С картошкой. Или с повидлом.

Настя открыла дверцу микроволновки. Вместо пирожка там был обугленный бесформенный комок.

– Так это он взорвался?! – растерялась Света.

– Лучше б ты его холодным съела! – вздохнула верстальщица.

Все стояли и, как в трансе, смотрели внутрь микроволновки на то, что недавно было пирожком.

И тут ожила Олеся.

– Дааа… – простонала она. – Вот такие пироги!

Клоун

– Почему ты плачешь? Ты должен смеяться!

Сидя в углу за кулисами, старый измученный клоун качал головой и глотал всё набегающие и набегающие слёзы. Нарисованная на его лице улыбка от плача искажалась так, что превращала лицо в уродливую гримасу.

– Ты же клоун! Это твоя работа! Хватит сидеть в углу!

А сил не было. Совсем. Даже если бы его сейчас лупили палкой, он не смог бы встать.

– Тебе за что деньги платят, олух?!..

Окрики вокруг не умолкали. Старый клоун медленно поднял голову и попытался рассмотреть окружающих, однако сквозь пелену слёз видел только размытые фигуры.

– Да ты пьян! Или сошел с ума!

Ни то и ни другое.

Ах, если бы они понимали, что с ним творится… Если бы он сам понимал…

Слёзы градом катились по щекам, словно хотели смыть надоевший грим. Слёзы бессилия. Слёзы злости. Нет, не на окружающих – они, по сути, правы – на себя сейчас злился клоун.

За то, что не смог выбрать для себя другой путь. Или не захотел? Да, собственно, теперь это уже и не важно.

Смешить других, доставлять публике удовольствие и радость казалось раньше приятным времяпрепровождением, за которое еще и платят деньги. Казалось, что у него есть талант, что к этому у него призвание.

А что на деле? Он все свои силы отдал этой работе. Что получил взамен? Старение раньше времени, одиночество и кучу долгов – невелика зарплата у клоуна.

А еще отсутствие семьи, замкнутый образ жизни – ведь круговерть представлений и репетиций бесконечна.

– Ты должен выйти к публике! Встань!

Он не мог. В свои тридцать лет он чувствовал себя дряхлым стариком. Публика обойдется без его неудачных шуток. Да и вообще – кого сейчас удивишь клоунадой? В век айфонов и планшетов традиционное искусство стало словно вымирать.

А ведь он был талантлив. Мог выбрать любую профессию. Мог стать лингвистом, как советовали родные. Мог многого добиться. Мог, но не захотел…

– Дядя клоун… – раздался нерешительный шепот.

Он поднял залитое слезами лицо. Рядом стояла девочка лет шести с плюшевым мишкой в руках.

– Дядя клоун, не плачь. Хочешь, я тебя пожалею? Возьми Мишутку.

Она гладила его по голове, пыталась вытереть ему слёзы.

– Дядя клоун, мы тебя очень ждали. Я из-за тебя пришла на представление. Но ты, наверно, устал? Отдохни, а потом выступи, пожалуйста. Ты очень-очень нужен нам.

Нужен?

Он вновь поднял голову. Девочка исчезла, оставив плюшевого медвежонка у него в руках. Слёзы уже не текли.

Он нужен? Так, значит, пора выходить к публике!

Появление клоуна с медвежонком в руках вызвало бурные овации. Его ждали.

Клоун посмотрел в зал. В третьем ряду сидела та самая девочка. Она улыбалась и махала ему рукой.