У Анны есть хорошее правило: если делать нечего – спи. Всё же приятнее, чем сидеть, смотреть в одну точку и ждать.

Анна способна заснуть где угодно и в любое время суток. Она часто отключается в автобусе или метро, падая на соседа-пассажира, спокойно может продрыхнуть всю большую перемену на лавке в коридоре, несмотря на то что кругом шум. Спит она даже в кресле у зубного и в парикмахерской, когда ей всякие причёски плетут.

Вот эту естественную сверхспособность и я бы с удовольствием получил.

Анна постаралась устроиться поудобнее, хотя внутри шара это сделать непросто, посмотрела на запястье и заметила, что слово, которое она написала, пропало и осталось только мутное синеватое пятно, будто писала она не обычной шариковой ручкой, а перьевой… Хотя нет: перьевая тоже сразу не сотрётся. Ну, допустим, прозрачной акварелью, сильно разбавленной водой. Это было неприятно.

Как будто что-то нехорошее произошло.

Анна закрыла глаза и попыталась представить себе слово. Вспомнить. Не торопясь, выплыла закрученная улиткой буква «Д». И тут Анна задремала. Проснулась она от резкого толчка. Кусты и деревья плясали, и Анна поняла, что снаружи сильный ветер. Ей показалось, что возле реки танцуют какой-то быстрый танец три прозрачные, почти невидимые девушки-великанши: самые высокие деревья были им по пояс. Ветер усиливался, кусты клонило к земле. Пузырь прокатился несколько метров, и Анна внутри чуть не расшиблась. Её швыряло о стенки, о землю, потом пузырь подняло высоко в воздух, и он медленно, плавно поплыл. Девушки летели за ним. Наконец они остановились, ветер стих, и пузырь, покружив над лесом, постепенно опустился на поляну, где стоял табор Гулы.

Судя по всему, появлению Стантича здесь были не рады. Анна увидела, как он ожесточённо спорит о чём-то со старым цыганом, а рядом стоят ещё несколько мужчин. Увидев Анну, старый цыган подошёл и коротким острым ножом распорол пузырь.

– Спасибо, – сказала Анна.

– Зачем тебя принесли сюда барвалёрра? И зачем ты вернула нам Стантича?

– Кто меня принёс? Извините…

– Барвалёрра. Три девы-ветреницы. Видимо, им просто понравилась эта игра в мяч.

– Они могли отнести её куда угодно, но ведь решили именно сюда, – возразил Стантич.

– Зачем ты сделала его одним из нас? Я уже наслышан о тебе, хранительнице золота Гулы. Все наши несчастья начались с этого золота и с проклятого Стантича! Теперь он вернулся, чтобы снова натворить бед?

Анна молчала.

Когда её начинали допрашивать, она всегда уходила в себя, пряталась, как черепаха, под воображаемый панцирь. Особенно эффектно это выглядело, когда её вызывали к доске на алгебре. Она замирала с мелком в руке и впадала в оцепенение – попробуй доораться.

Стантич умолял простить его и разрешить остаться в таборе, старик раздражался всё больше. Кажется, оба уже забыли про Анну, но, как только она попыталась уйти, старик крепко схватил её за руку:

– Зачем, я тебя спрашиваю?

– Не знаю, – ответила Анна. – Просто жалко.

– А раз жалко, – сказал решительно старик, – пусть он теперь на тебе женится. Пусть твоё благословение погасит его проклятие.

– На мне? – испугалась Анна. – Мне четырнадцать лет. Правда. Может… потом как-нибудь?

– Да вполне подходящий возраст. Свадьба будет на третий день, послезавтра. Чем скорее рассеется проклятие, тем лучше. Может, и барвалёрра хотели сказать нам об этом, потому и донесли тебя.

– Ну… я его вообще не люблю… мы плохо знакомы… простите… – Анна даже не знала, что сказать.

Перспективы ей казались ужасающими. Она снова ушла в себя, замоталась в невидимый мысленный кокон.

– Успеешь и полюбить, и познакомиться, раз успела его вернуть. Здесь ты была шустра. Пойдёшь пока в шатёр Мирелы. А он, – старик с силой ткнул пальцем в грудь Стантичу, точно собирался пронзить его насквозь, – этот будет строить вам шатёр. И одежду свою поганую в костёр брось, что ты мужчиной переоделась? В штанах пришла, опозорилась!

Анна разглядывала свои мокрые джинсы. Переодеться в сухое – отличная идея, но сжигать брюки, которые купили всего пару недель назад, – это слишком. Бадлон тоже жалко, хотя он старый, но цвет хороший, вишнёвый.

Анна любит вишнёвый, типа он ей подходит больше всего. У неё и рюкзак вишнёвый, и пенал, и ещё куча разной ерунды.

Конечно, про джинсы и бадлон она думала, чтобы отвлечься от главного – абсурдной, идиотской свадьбы. И этих дикарей она собиралась спасать? До завтрашнего дня нужно выбраться отсюда.

Стантич, казалось, тоже не очень обрадовался, хотя не сказал ни слова против. Раз надо – ничего не поделаешь. Его главной целью было остаться. На Анну он теперь старался не смотреть и перестал с ней разговаривать.

«Какое благородство, просто сказочная благодарность», – мысленно злилась Анна.

– Тебе не повезло, – вздохнула Мирела, когда старик привёл Анну в её шатёр и объяснил, что именно нужно подготовить к свадьбе. – Такая судьба. Я уже научилась её принимать.

– А я не научилась! – ответила Анна и забилась в угол, чтобы обдумать план побега.

Хорошо продумывать план, когда не знаешь, куда бежать.

На полу лежал линялый ковёр. Анна села, прислонившись спиной к горе из тонких одеял и набитых травой подушек. В соседнем углу к мачте шатра была прибита какая-то странная икона. Над иконой болталось на грубой толстой нитке пыльное безголовое чучело летучей мыши.

– Зачем вам этот ужас? Вон… сушёная эта… фу… – спросила Анна.

– Как зачем? Лилияко приносит в дом богатство и счастье. Этот настоящий, сам залетел к нам. А если лилияко к кому залетит, обязательно ловить нужно и хранить потом. Мы его повесили в главном углу, к святой Саре, на почётное место.