Помолчали, но не отчужденно, а по-дружески. И мысли уРегинки повернули в правильном направлении: «Правда, хороший. Не делон, этоясно. Без вариантов. Но друг. Книжки там. Ля-ля по душам».

Я тебе дам «ля-ля», прищурился Дарновский. А что такое на ееязыке «делон»? Наверно, парень, который годится в лаверы. Ладно, киска, сейчастебе будет и Делон, и Бельмондо впридачу.

– Ты что про Людку Дейнеко думаешь? – спросил он прокрасивую девчонку из класса «Б», с которой у Регинки было давнее соперничество.

– А что? «При чем тут Людка? Чего это он?». – И повернулась,взглянула на него. Но Роб нарочно на нее не смотрел, придал фейсумечтательность.

– Красивая, – вздохнул он. – На Брук Шилдс похожа.

– Дело вкуса. Ты ее в раздевалке не видел… «Тоже еще. Сиськив прожилках. Жалко, нельзя. Или сказать?»

– В раздевалке? Ничего бы не пожалел. Бюст у нее – я себепредставляю, – закатил глаза Роб.

Настоящий Регинкин голос взволнованно затарахтел: «Так он нетреснутый? Или в Людку? Бюст! Это у нее-то? Он что, слепой?»

– Как у козы вымя, – вслух сказала школьная королева,скривив губы.

– Ну да? – не поверил ей Роб.

И забарабанил пальцами по стеклу – типа неинтересно ему сней стало. Или, может, о Людке Дейнеко задумался.

Регинка выдержала недолго, с полминуты.

«Профиль у него ничего. Ну ты у меня сейчас. Людка, да?Людка? Ну-ка, на полную катушку».

Легонько тронула его за плечо, медовым голосом пропела:

– Робчик…

«Давай, давай, повернись. Руку ему на плечо. В глаза туман.Посмотреть секундочку, и взгляд вниз. Грудь пых-пых. Сработает. Но не чересчур,а то лизаться полезет».

– А? – рассеянно спросил он, оборачиваясь. – Чего?

Ее лицо было совсем близко. Глаза затуманены (это она слегкаресницами похлопала, чтоб белки увлажнить), шестой номер так и ходит туда-сюда,губы приоткрыты. Между мелких ровных зубов высунулся кончик языка.

Но Роб на охмуреж поддаваться не спешил. Держал паузу.

Она начала паниковать: «Не работает? Не работает! Другой быпоцеловал. Hy! Hy! Ну пожалуйста!»

И лишь дождавшись этого самого «пожалуйста» он решительнообнял ее за плечи и, как пишут в старых романах, прильнул устами к устам.

Перед этим еще раз заглянул в глаза. Контакт? Есть контакт!

«А, а, то-то! Вот тебе, Людка! Хорошо! Отодвинуться! Ещепять секунд и хва… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Не так же, дурак!Как Петька, кончиком по верхней».

Как это кончиком? Чего кончиком – языка? Провести по верхнейгубе, что ли?

Он попробовал.

«Да глубже, неужели непонятно?»

Вас понял. Он просунул язык подальше, провел по ее губе, нос внутренней стороны, и сразу был вознагражден.

«Наконец-то! И сюда, сюда. Да! Лучше, чем Петька, лучше! Арукой туда! Только не как Петька, всё испортит. Туда, а не туда!»

Это было уже сложновато. Куда «туда» и куда «не туда»?

Дарновский на миг оторвался от ее губ, подсмотрел в глаза исразу стало ясно, куда лезть ни в коем случае нельзя, а куда необходимо, причемкак можно скорей.

«Не туда» это грудь. Должно быть, из-за шестого номеравсякие петьки первым делом тянутся к бюсту, а ей это не нравится.

«Туда» – это спина, вот уж никогда бы не дотумкал.

Он расстегнул пуговки на школьном платье, погладил голоетело над застежкой лифчика, и кожа покрылась благодарными мурашками.

«Ой, ой, хорошо. А теперь туда. Нет, робкий, побоится».

Но Дарновский не побоялся.

Приподнял подол платья, немножко поплутал рукой в каких-тошелковых тряпках и резинках, однако заблудиться уже не боялся – внутреннийголос Регинки подсказывал, куда двигаться.

До цели не добрался, потому что совсем близко, за дверьюгрохотнуло жестью, а по полу сочно зашлепала тряпка.

– Тетя Маша! Убирать пришла! – выдохнула Регинка ивысвободилась.

Ее лицо было покрыто румянцем, губы распухли и сталигусто-красного цвета.

– Приходи в субботу. Мои уедут на дачу, а я останусь, скажу,надо к экзаменам готовиться, – слегка охрипшим голосом сказала она, приводя впорядок детали туалета, скрытые под платьем. – Придешь?

«Там никто не помешает», – договорили глаза с неестественнорасширенными зрачками.

Домой Роб шел, слегка пошатываясь, будто поддатый. Он и всамом деле слегка опьянел.

Во-первых, от невероятной, фантастической победы вхимлаборатории. Правда, кайф малость подмачивала мыслишка, что Регинкадосталась ему не по-честному, да и сама она от всей этой возни как-тодевальвировалась. Раньше была королевой, выражаясь возвышенным слогом,владычицей грез. А превратилась в какого-то робота с инструкцией по применению:нажал на кнопку один – пищит, погладил панельку два – мурлычет. Что в субботуон эту леди Чаттерли трахнет – без вопросов.

Это ладно.

Куда сильней пьянило сознание, что его Дар в сто, в тысячукрат драгоценней, чем казалось вначале.

С помощью своего Дара Роб мог достичь всего, чего пожелает.Он был властелином мира!

Как уже было сказано, после выпускных Роб собирался сначалаткнуться на филфак, а когда срежется, спарашютировать в Пед имени Ленина. Новластелину мира киснуть в этом простоквашном заведении было не к лицу, иДарновский принял до безрассудства смелое решение: поступать в МГИМО, причемпрямо на факультет международных отношений, в самый что ни на есть блатнойзаповедник, где две трети мест заранее расписаны, а остальные зарезервированыдля выпускников рабфака. По слухам, «с улицы» в этот царскосельский лицейпробивалось максимум два-три человека, из медалистов.

Значит, медаль нужно было добыть, кровь из носу. Проблемазаключалась в том, что по разнарядке золотой кругляшок выдавался один на школу,а в параллельном классе «Б» училась Милка Зайчицкая, дочка члена политбюро.Между прочим, тоже отличница, так что медаль Робу никак не светила, даже еслиисторик Борис Сергеевич проявит принципиальность.