Прежний Дарновский посопел бы и утерся, но теперь, когдафамилия Роба открыла свой сокровенный смысл (происходила она от слова «Дар»,тут без вариантов), сдаваться без борьбы не подобало.

Милка была очкастенькая, тихая, похожая на мышь. Никто к нейне клеился – и не потому что страхолюдная, а потому что папани боязно. Неговоря уж про то, что Зайчицкую в школу привозили на большой черной тачке, ипотом до конца уроков в раздевалке сидел охранник, решал кроссворды.

Роб подошел к Милке на перемене и сразу взял быка за рога.

– Слушай, она тебе нужна, эта медаль? – укоризненно спросилон, глядя августейшей мышке в глаза.

«О чем он? Какая медаль?», – с искренним удивлением спросилнежный, запинающийся голос.

– Какая медаль? – сказала Милка вслух. Внешний ее голос,увы, звучал хуже внутреннего.

– На которую тебя директор с завучем тянут. Потому что передтвоим отцом прогнуться хотят. Ты же и без медали куда хочешь поступишь, тебетолько пальцем ткнуть.

Она часто-часто замигала.

«Как стыдно, господи, как стыдно, неужели правда?»

– Ты это точно знаешь? Про директора с завучем?

– Точно.

«Зачем он мне это?»

– А… а зачем ты мне это говоришь?

– Затем, что тебе эта позолоченная медяшка на фиг несдалась. А для меня она единственный шанс поступить туда, куда я хочу. Нопортреты моего папы на демонстрациях по Красной площади не носят, поэтомумедаль дадут тебе.

«Он честный. Не врет. Не такой, как другие. И глаза».

Услышав про глаза, Роб сглотнул. Ёкэлэмэнэ, а ведь захочу –моя будет. Дочка самого Зайчицкого! Главное, девка вроде хорошая. Что думает,то и говорит, первый раз такую вижу.

Но шикнул на себя: стоп, задний ход. Для трали-вали она негодится. Во-первых, крокодилина. Во-вторых, как бы башку не отвинтили. А прозаконный брак думать еще рано. Ничего, с Даром я любую царевну отхвачу,успеется.

– Что… что мне делать? – тихо спросила Милка. – Ты скажи, ясделаю.

«Вот если бы такой. Да, именно такой…»

– Пойди к директору и скажи: очень прошу вас медали мне недавать, папе это не понравится. Я тебе этого никогда не забуду.

И посмотрел на нее выразительно так, даже проникновенно.

– Хорошо… – Бледные щеки дурнушки зарозовели.

В общем, получил Роб свою медаль. Никакая она оказалась незолотая – легонький металлический кружок, покрытый микронным слоем позолоты.Неважно, зато это был ключ к воротам заколдованного замка. Верней, толькопервый из ключей.

Медалистам полагалось сдать два экзамена – сочинение ианглийский, набрав в сумме минимум 9 баллов. Но главное рубилово в МГИМОпроисходило на так называемом Собеседовании, еще до всяких экзаменов. Там тебямогли спросить о чем угодно, а то и просто завернуть без объяснения причин.Оставляли только своих, «списочных», да для разбавки некоторое количествотерпил, которые потом не пройдут по баллам.

И вот настал тот день кровавый. В аудитории, куда вошелбледный и решительный Дарновский, за столом сидела комиссия из трех человек:посередине щекастый председатель с огромной, будто раздутой башкой и зачесом намалиновой лысине; по бокам еще двое, парень и баба, но на них Роб едвавзглянул. Ясно было, что основняк тут Щекан Зачесович. Бой Руслана с Головой, бодрясьсказал себе Роб, разглядывая бугристую проплешину председателя.

Услышав фамилию абитуриента, тот вдруг заулыбался,приветливо сощурил припухшие глазки.

«Дарновский, Дарновский… кажется, был такой, точно был…»

Чего-чего? Где это я был?

Роб насторожился.

Но председатель полистал блокнотик, насупился.

«Нет, тут Тарновский. А это Дарновский. Ну и шнобель, еврейчто ли, вот наглая нация, МГИМО ему подавай. Что бы ему такое вчекалдычить?»

И вчекалдычил:

– Ну, молодой человек, расскажите нам провсемирно-историческое значение Великой Октябрьской Социалистической Революции,по пунктам.

Вопрос бы подлый, каверзный. Все эти чертовы пунктынормальный человек ни за что не упомнит, какой-нибудь обязательно пропустит.

Начал Роб резво:

– Великая Октябрьская Социалистическая Революция открылапути решения коренных проблем, выдвинутых всем ходом мировой истории: о будущемобществе, о социальном прогрессе, о войне и мире. Подтвердила ленинскую теориюсоциалистической революции…

Потом, пункта примерно с десятого, сбавил темп, давая Щеканувозможность включиться – мысленно подсказывать.

И всё пошло путем, закончил, как под диктовку:

– И последний, шестнадцатый пункт: Великая ОктябрьскаяСоциалистическая Революция послужила вдохновляющим импульсом для развитияновых, революционных форм гуманистического искусства.

«Вот зараза. Ничего, я тебе про нацосвдвижение».

– Ну как же, – расстроенно развел руками председатель. – Какможно было не упомянуть о таком факторе глобального значения…

– Да-да, – перебил его Роб. – Великая ОктябрьскаяСоциалистическая Революция явилась переломным рубежом в развитиинационально-освободительного движения и положила начало кризису колониальнойсистемы.

«Вот … – неожиданно проскочило в мыслях Зачесовича матерноеслово, – с языка снял, засранец».

Он с неудовольствием покачал головой:

– Поживей надо, поуверенней. Ведь это Великая ОктябрьскаяСоциалистическая Революция. Ладно, дадим вам еще шанс.

Попробовал срезать по датам, но это был пустой номер, послеБориса-то Сергеевича.

Тогда гнусный Щекан зашел с другого фланга – стал спрашиватьимена руководителей братских партий.

Но для Роба и это была ерунда, просто повторяй за внутреннимголосом «Густав Гусак, Николае Чаушеску, товарищ Хонекер», и все дела.

Однако когда в ход пошли лидеры афро-азиатских стран,выбравших некапиталистический путь развития, экзаменуемый занервничал. Это ужебыло чистой воды хамство. Уделает его щекастый барбос, возьмет не мытьем таккатаньем.