в едином слове. Правда, от подобной казуистики паладинша скорее всего разъярилась бы пуще прежнего, потому ответить ей следовало иначе.

— Ты про которые из моих интересов? — спросил я. — Про те, которые на самом деле Виктрана, или про что-то другое?

Вообще, меня тянуло припомнить ей, чьё беспокойство в принципе привело нас в подземелье. Вот только после того, как я сам же настоял на том, чтобы туда спуститься, это смотрелось бы так себе, а совесть у меня, вы удивитесь, всё же имеется. Да и Кайара, похоже, сама всё поняла, и попытки устроить мне разнос прекратила.

— Ладно, — сказала она уже спокойнее. — Что ты собираешься делать дальше?

Вот этого я и сам пока не знал. Попадать в эту ситуацию я изначально не планировал. Да что там, я в принципе ничего не планировал и в более глобальном смысле — информации у меня всё ещё хватало сугубо на то, чтобы катиться валиком в направлении, смутно намеченном чужими затеями. Любая же самодеятельность, прямо как сейчас, приводила к поворотам, которые я пока не мог просчитать и предсказать. Вот и что я мог делать в такой обстановке?

— Выкручиваться, — ответил я на оба вопроса сразу. — И постараться рассказать меньше, чем сам услышу.

До портала мы добрались без особых приключений. Немудрено, собственно — возникать прямо из воздуха големы всё же не умели, расходясь по окрестностям из родного подземелья, а там мы их поголовье несколько проредили. Вот и вышло, что в пути на нас напали лишь единожды, да и то, так слабо, что получившаяся драка особо подробного описания и не заслуживала. Ну, какие, в самом деле, подробности, если там всё закончилось за два удара мечом и один апперкот? Больше же нас и не тревожили.

Чернокаменную площадку, которую и увенчивал портал, големы стабильно избегали, и даже будто не видели, что на ней кто-то есть. Потому, собственно, она всегда и становилась местом отдыха по умолчанию для пасущихся на локации авантюристов. Здесь можно было, не беспокоясь о монстрах, перекусить, подлечить раны и даже вздремнуть. Или, если позволял контингент, устроить что-то вроде выезда на шашлыки, с задушевными разговорами, песнями и бурдючком-другим вина. Правда, после такого порой обнаруживалось, что вчерашние собутыльники ещё засветло куда-то умотали, прихватив на память что-нибудь из добычи или снаряжения. Подобное поведение, разумеется, всячески порицалось и почиталось признаком падения авантюриста на самое что ни на есть моральное дно. Которое, тем не менее, оказалось на удивление населённым, ибо крали всё равно стабильно. Собственно, потому, кроме массы прочих причин, одиночные авантюристы и были редкостью: если колотить големов в одиночку ещё представлялось более-менее возможным, то всю ночь неусыпно сторожить своё добро делалось уже необязательным экстримом.

Если же у портала пересекались одиночки, как вот в нашем случае, то им, согласно неписанным правилам, следовало сформировать группу, а попытки увильнуть от этого были равносильны признанию в дурных намерениях.

Группа же в этом мире была несколько большим, чем просто общностью людей, решивших действовать заодно. И не в каком-то там пафосном смысле, мол, боевое братство и всё такое. Сформировать группу здесь было навыком, что создавал между людьми особую паранормальную связь. Люди, состоящие в одной группе, всегда знали, где точно находятся товарищи, и не могли нанести друг другу урона. Просто не получалось, хоть навыками, хоть как. Плюс, выйти из группы можно было только по обоюдному согласию. Что вообще могло привести к эксцессам — ещё когда Виктран рассказывал об этом, мне в голову пришло сразу несколько способов подгадить ближнему через этот механизм, и богоподобный подтвердил, что все они отдельными негодяями время от времени используются. Но достоинства этого инструмента всё равно с запасом перекрывали риск возможной подлянки.

Для того, чтобы объединиться в группу, достаточно было только активировать навык при рукопожатии. Никаких клятв, песен, плясок и прочих ритуальных действий, что, безусловно, было плюсом. Минусом было то, что срабатывал этот навык непомерно долго, так что приходилось стоять с вытянутой рукой и скучать. Говорить при этом тоже было нельзя — весь прогресс в запуске навыка тут же сбрасывался. А вот мысленный диалог процессу никак не мешал, так что у химер, типа меня с Каей, имелось преимущество. Коим мы без зазрения совести и воспользовались, не без удовольствия побеседовав на отвлечённые темы.

Локрину, понятно, было сложнее, и потому сразу, как группа сформировалась и мы извлекли из тайников рюкзаки да принялись разбивать лагерь, он начал разговор. На очевидную тему, которая сейчас больше всего занимала его мысли — про нас с Каей. Где и когда познакомились, при каких обстоятельствах, какие у нас совместные дела были и всё такое. Я счёл наиболее разумным придерживаться уже использованной тактики — то есть, не врать, но и не откровенничать. Пересеклись волею Виктрана — и неважно, что здесь это не оборот речи, а самая что ни на есть буквальная конкретика. Вместе прошли немало боёв — ну да, с тренировочными големами. При известных подвигах не присутствовал, всё-таки, где я был тогда, и где Кайара. То есть опять же буквально «где был» — когда Молниеносная приключалась, я жил себе спокойно в родном мире и в ус не дул. Красочных подробностей я при этом избегал, зато время от времени упоминал малоизвестные мелкие детали, целиком и полностью достоверные, поскольку самой же Каей на ходу подсказанные, но ни на что в рассказе толком не влиявшие. В общем, я старался произвести впечатление человека, который и впрямь был знаком с легендарной авантюристкой, но кичиться этим не пытается. И пока вроде бы получалось, даже без последствий. По крайней мере, так было, пока Локрин не задал один вопрос.

— Теперь тебе перчатки докучают, наверное? Они ко всем лезут, кто с пернатыми водился, ко мне вот тоже, хотя сколько мне тогда лет было.

Сначала я ничего не понял. Потом чуть подумал — и снова ничего не понял. А затем Кайара всё-таки снизошла до объяснений.

— Перчатки — это клан «Железная рука». У них латная перчатка на эмблеме. А пернатые — это «Ястребы», мой клан. Мы враждовали, и победили они. То, что ты видел в моих воспоминаниях — это был бой при Малаксе, наш окончательный разгром. Но как дело сейчас обстоит, я не подскажу, здесь попробуй сам аккуратно вызнать.

То есть, мне предстояло сдержать своё слово насчёт «выкручиваться». Причём, экспромтом.

— Там, где я находился после Малаксы и до сего момента, их не было, — сказал я. — Сильно давят?

— Спрашиваешь! — ответил Локрин. — Я