— Пресвятая Дева, что вы такое говорите, сударь? ДоМосквы еще верст как минимум двадцать. И на Кремль сие строение никак непохоже, я видел его на рисунках в книге аббата Олеария Кремль — строениекаменное, а это хоть и внушительное сооружение, но все ж деревянное. Надодумать, это и есть имение ваших достопочтенных родственников, князейДолгоруких.

— Имение? — растерянно проронил Данька. —Неужто имения такими бывают?

Он и вообразить такого не мог! В его представлении имениебыло парой немудрящих деревенек, полями да лугами, ну, леском да речкою, а впридачу — барским домом на взгорке. И дом сей отличался от деревенских избтолько большими размерами, ну, еще двумя ярусами да множеством пристроек, вразное время прилепившихся к нему, так что жилье Воронихиных издали напоминалобольшую растрепанную наседку с прильнувшими к ней цыплятами. А это совершенноестроение, истинный дворец! Именно в таких дворцах жили сказочные цари и короли,из таких дворцов похищал Змей Горыныч писаных красавиц. А вот и одна из них!

Данька сидел разинувши рот и смотрел на всадницу в синем,будто вечерние небеса, бархатном платье, которая во весь опор гнала через полевороного коня. Круп его лоснился под солнцем, и точно такого же густого,вороного, черного цвета были великолепные локоны, ниспадавшие на точеные плечикрасавицы. Конем она правила с великим мастерством, несмотря на то, что сиделав седле не по-людски, верхом, а почему-то бочком, свесив ноги на одну сторону.Данька и мгновения так не просидел бы на полном скаку, а красавице словнонипочем были ни бешеная рысь, ни резкие прыжки вороного. На лице ее сохранялосьхолодновато-невозмутимое выражение.

Она пронеслась совсем близко от телеги, на которой поверхкулей громоздились Данька и Хорхе. Возчик успел проворно соскочить наземь ирухнуть на колени, да так неудачно, что конь лишь чудом не задел его.Шарахнулся; всадница грациозно заколыхалась в седле, словно цветок, и виднобыло, что ей удалось не упасть, удержаться только чудом. Натянула удила так,что вороной осел на задние ноги и покорно замер, тяжело поводя боками. Всадницаобернулась; точеное лицо исказилось яростью, однако не стало от этого менеепрекрасным. Она взметнула руку, взвизгнула плеть и крепко ожгла мужика; тотвскрикнул и сунулся носом в землю, признавая вину и покорно принимая наказание.

— Блюдись угождая, — негромко сказал Хорхе, однаковсадница его услышала. Повернула голову, люто блеснула синими, точь-в-точь вцвет платью, глазами, — Данька услышал, как Хорхе присвистнул восхищенно.Да и сам он не мог не поразиться этой несравненной красоте. Вот только недобройона была, красавица, ох какой недоброй... Смерила взглядом двух оборванцев,снова занесла было плеть, да тут почуявший недоброе Волчок проснулся, высунулострую морду из-под Данькиного бока, разинул пасть и... нет, он даже нетявкнул, а коротко, предостерегающе рыкнул, однако этого хватило, чтобы коньвороной вдруг затрясся всем телом и ринулся вскачь, унося свою разъяреннуювсадницу, которой теперь нипочем было не управиться с ним, несмотря на все своеумение и жестокость, с которой она охаживала его плетью. Разве можно женщинесправиться с животиной, которая почуяла волка!

Возчик, осмелившийся приподнять голову, проводил всадницуиспуганными глазами и, привскочив, с ужасом воззрился на своих седоков.

— Ох, — он едва шевелил побелевшими губами, —ох, сгубили вы меня, зарезали! — Слезы вдруг хлынули из его глаз, и этобыло так неожиданно, так диковинно, что Хорхе и Данька отупело на негоуставились, ничего не понимая.

—Да ты что? — не выдержал наконец Данька. — Что стобой? Кто эта барыня?

— Кто она?! Как, вы не знаете? Ах, мошенники, ах,лиходеи! Без ножа зарезали! Грех на вас!

Возчик, коренастый мужик лет пятидесяти, так жалобнораспяливал рот, так тер глаза кулаками, что более напоминал ребенка, а не тогосвирепого деспота, каким он показал себя за два дня пути, пока Данька и Хорхевынужденно пользовались его милосердием.

Сначала-то, когда, измучившись плаванием в протекавшем,неповоротливом челне, они увидели на берегу воз, груженный оброчным добром иследовавший в Москву, да не куда-нибудь вообще в столицу, а как раз в Горенки,имение Алексея Григорьевича Долгорукого, — в ту минуту им почудилось,будто это не человек, а посланец Божий, тем паче что он, пусть нехотя,согласился довезти их в Москву и только там получить плату. Оба, и Данька, иХорхе, клялись и божились, что Алексей Григорьевич непременно вознаградитвозчика за доброту. Тот долго не верил, однако, когда Данька упомянул о родствесо всесильным вельможею, а Хорхе сказал, что имеет до одного из его приятелейсекретное поручение, возчик все-таки милостиво согласился им помочь,присовокупив, что втроем в дороге значительно веселей, чем одному. Однакодобродушия его хватило ненадолго. Первое дело, оба неохотно вступали вразговоры с благодетелем, тары-бары с ним не растабаривали, лясы не точили, авсе тихонько шептались меж собой, склонив голова к голове, черноволосую исветло-русую.

Возчик изнылся от скуки и любопытства — о чем они тамсудачат?! Изредка долетали обрывки слов о каких-то злодеях и душегубах,секретных бумагах, кем-то у кого-то похищенных, кожаном поясе, розовом каменномсосудце с золотой крышечкой, содержимое коего ценилось на вес золота, потомучто давало тайную власть... Возчик жалел только об одном: что у него всего двауха, а не четыре или, к примеру, шесть. Ничего не понять из этих отрывочныхслов, ну ничегошеньки!

Он расстроился и разозлился, но когда сообразил, чтонечаянных седоков надобно не только везти, но и кормить, то и вовсе раскаялся всодеянном. Теперь он не чаял избавиться от попутчиков, однако не силком же ихсбрасывать с воза!

А те мигом почуяли неладное и упускать удачу не намеревались,вплоть до того, что по нужде поочередно бегали. Оба отличались непонятной длявозчика стыдливостью. Сам-то он, когда хотелось облегчиться, пускал струю прямос воза, ну а эти разбегались под прикрытие придорожных кустиков, да еще вразные стороны дороги. Не велика была бы задача сбросить в эти минутыоставшегося на возу (один мужик вовсе ледащий, другой — парнишка слабосильный)и подхлестнуть лошадей, только его и видели, кабы не псина их, более схожаяповадками с волком... К тому же возчик все еще хранил слабую веру в то, чтозагадочная парочка его седоков и впрямь каким-то образом связана с Долгорукими.Однако сейчас, после этого удара плетью, после взрыва ярости у всадницы,которая не отстегала паршивцев только потому, что конь понес, — сейчас возчикокончательно уверился, что сделался жертвой обманщиков. Ведь если оба имелиотношение к Долгоруким, как они могли не узнать молодую княжну ЕкатеринуАлексеевну, любимую дочь князя Алексея Григорьевича? И она не подняла бы рукуна батюшкиных знакомцев. Ох, хитры ж они, обвели вокруг пальца, обмишурили,обставили на кону!