– Прямо сейчас. – Доминик решительно закусываеттолстую верхнюю губу толстой нижней.

– Боюсь, сейчас не самый подходящий момент…

– Но ты же сама сказала мне… Для таких вещей не бываетподходящих моментов…

– И ты не придумал ничего лучшего, чем поймать меня устойки. В то время как я…

– В то время, как ты решила позавтракать с каким-тохлыщом. Отвратный тип. Похож на крысу, неужели ты не видишь этого, Сашa?

Алекс Гринблат похож на крысу не больше, чем сам Доминикпохож на древнегреческую амфору, или на инструктора по фитнесу, или на душкуТома Круза, или на Марлона Брандо, каким симпатяжкой он был, восседая намотоцикле в середине пятидесятых. Сейчас вряд ли кто помнит, что Марлон Брандобыл симпатяжкой.

Я – помню.

– Этот, как ты говоришь, отвратный тип… приехал сюдаиз-за тебя. Из-за твоих досок. Они понравились ему, и он хочет их купить.

Не слишком ли я погорячилась насчет оптовых закупок творенийДоминика? Плевать.

– Интересно, как он о них пронюхал?

– Я. Я ему об этом рассказала.

– Когда же ты успела?

Пересказывать историю с письмом двухмесячной давности у менянет ни сил, ни желания, пусть Доминик думает, что хочет. Пусть интерпретируетэту историю в тонах и красках, которые выберет сам. В конце концов, кто из насхудожник?

– Успела. Я спешу, Доминик.

– Я вижу. – Ничего он не видит из-за козырька, нуда бог с тобой, Доминик.

– Он хочет взглянуть на твои доски. И было бызамечательно, если бы ты их подготовил.

– Все?

В словах Доминика проскальзывает заинтересованность, оченьхорошо, общими усилиями мы отодвинули черту, за которой гарцуют «нет» и «да»,за которой легко оказаться укушенным змеей, свернувшейся в обручальное кольцо;за которой формируются экспедиции по поиску древнегреческих амфор и происходитнабор лабораторных крыс.

– Все. Все до единой, Доминик. Доминик молчит.

– Ты можешь стать знаменитым, милый.

– А если ты не пойдешь с ним завтракать, я не станузнаменитым?

– Я пойду с ним завтракать.

Пять минут давно истекли, и мне не хочется, чтобы АлексГринблат томился в ожидании. Я оставляю Доминика на ресэпшене, чтобы ровночерез секунду забыть о нем. Алекс стоит у входа, прислонившись спиной к стволудавно высохшей пальмы (Доминик так и не смог выкроить денег на садовника) искрестив руки на груди.

– Все в порядке? – интересуется Алекс, когда яподхожу к нему.

– В полном.

– Это и есть ваш толстый гений?

– Это и есть.

– Боюсь, с ним будут проблемы.

– С ним не будет проблем, – заверяю я Алекса,может быть – слишком поспешно, слишком пылко. – Я все улажу.

– Вы здесь ни при чем, Сашa.

Наверное, это входит в краткий курс по подготовке Спасителеймира: умение метать слова, как ножи. Метать из любого положения, они ложатся вяблочко, и движущаяся цель поражена. Цель в данном случае я; поправка наобстоятельства – я стою неподвижно. Это существенно облегчает задачу. Мне лишьостается истекать кровью и думать об унизительном значении фразы: «Вы здесь нипри чем, Сашa». Ни при чем. И от меня не зависит ровным счетом ничего. И мнесамое время напомнить, что Алекс Гринблат – абсолютная ценность, для отношенийс миром ему не нужны ни посредники, ни адвокаты, ни страховые агенты, нимедсестры широкого профиля.

– Я ему не понравился, – говорит Алекс, отлепляясьот пальмового ствола. – Активно не понравился.

Мне требуется мгновение, чтобы влезть в бейсболку Доминика иощутить к Алексу Гринблату такую же животную ненависть.

– Думаю, это не имеет для вас принципиального значения.Ведь так?

– Вы умница, Сашa. Схватываете все на лету. Идемтезавтракать.

…«Ла Скала» находится в двух кварталах от отеля Доминика. Япрохожу мимо нее всякий раз, когда мне приходит в голову мысль навеститьрыбачью лодку Ясина. Или когда мне приходит в голову мысль прогуляться поночной Эс-Суэйре. Фасад «Ла Скалы» – точная копия фасадов других домов наулице: белый, наспех обработанный камень с синими вкраплениями ставен и дверныхпроемов. Эс-Суэйра вообще – бело-синий город, в отличие от терракотовогоМарракеша, в отличие от совсем уж разноцветной, застекленной Касабланки,влияние некогда могущественных стран Средиземноморья ощущается в нем до сихпор. А есть еще сердцевина Старого города, а есть еще построенные португальцамифорты с узкими бойницами – место выпаса немногочисленных туристов, я никогда неунижусь до показа достопримечательностей. Тем более что Алекс Гринблат в этомне нуждается. Позавтракать вместе – совсем другое дело.

– Мы не пропустим заведение? – волнуется Алекс,разглядывая совершенно одинаковые дома.

– Нет. Мы почти пришли.

– И как только вы не путаетесь?

– Не обращайте внимания на оболочку, Алекс. Начинказдесь всегда разная.

– Очень философски, Сашa.

– Очень по-арабски, Алекс. Важно то, что внутри.

– Вы действительно так думаете?

– Действительно. Вам этого не понять. Вы ведь теоретиксовременного искусства.

Алекс раздвигает губы в улыбке, и это выглядит почтинепристойно, как если бы – здесь и сейчас – раздвинула бы ноги портовая шлюха.Оказывается, и губы Алекса Гринблата иногда можно застать за малопочтеннымзанятием.

– Вы так ненавидите современное искусство, Сашa?

– Я думаю, его не существует.

Не только Алекс Гринблат в состоянии метать ножи точно вяблочко. Время от времени это удается и простым смертным типа меня. Девицы,закостеневшей на ресэпшене третьеразрядного отеля в третьеразрядном городе несамой популярной страны. Алекс так безмерно удивлен этим фактом, чтоостанавливается прямо у скромной, затерявшейся в складках стены таблички

LA SCALA

Cuisine mediterraneenne[7]

– Мы поладим, Сашa, – растягивая слова, произноситон.

– Не сомневаюсь, – я не даю ему опомниться. –Добро пожаловать, Алекс.

Ресторанчик находится за синей, местами облупившейся дверью,большую часть дня она плотно закрыта и лишь слегка приоткрывается по вечерам.Чтобы найти «Ла Скала», нужно обладать нюхом на подобного рода места. У живчикаФрэнки, должно быть, нет никаких проблем с обонянием. Несомненное преимуществоФрэнки: он уже побывал здесь. Я же никогда не была. Но допускаю, что этотресторанчик похож на все другие ресторанчики, которые я видела в Марракеше,Касабланке, Рабате. Европа, Африка и Америка в одном флаконе – это в пониманиивладельцев и есть средиземноморская кухня. Средиземноморье не как география, акак гастрономия. Щадящий вариант национальной кухни плюс безликий кулинарныймейнстрим.