Алекс довольно улыбается – я права!

– Да. Это и есть самое главное. Человечество страдаетот скуки, а это – смертельная болезнь. Хуже СПИДа, хуже атипичной пневмонии,хуже лихорадки Эбола.

– Не думаю, что поголовно все человечество скучает.Некоторой его части приходится элементарно выживать.

– Крайние варианты мы не рассматриваем, – одергиваетменя Алекс. – И эта неприкаянная часть человечества не должна интересоватьнас в принципе. Речь идет совсем о другой.

– О какой же?

– О платежеспособной. О той, которая готова выложитьденежки, чтобы избавиться от скуки. Позже мы поговорим об этом поподробнее…

У меня нет желания говорить об этом ни с Алексом, ни с кембы то ни было – ни сейчас, ни потом. Так почему я медлю, почему не обрываюАлекса на полуслове? Наверное, потому, что подоспели брюссельская капуста, сыри яичница с беконом. Все три пункта представлены в единственном экземпляре, мойброшенный вдогонку заказ проклятая Кондолиза проигнорировала.

– Девушке – то же самое, дорогуша, – строгоговорит Алекс официантке и принимается за яичницу.

Он мог бы и уступить завтрак мне – так вышел бы из положенияДоминик и наверняка Фрэнки; Жюль и его приятель Джим и еще несколько сотенмиллионов мужчин были бы с ними солидарны.

Атак и не примкнувший к миллионам Алекс Гринблат, орудуявилкой и ножом, жрет свой бекон. Проглотив первый кусок, он аккуратнопромакивает губы салфеткой.

–: Теперь о вас, Сашa. Несчастная любовь, да?

Ни жалости, ни сострадания, ни даже любопытства – голаяконстатация, кем он себя возомнил, Алекс Гринблат? После такого пассажа я ужточно должна была встать и покинуть «Ла Скала», не дождавшись завтрака и незастегнув пряжки на туфле.

Но я продолжаю сидеть.

– Несчастная любовь. Да.

Что сделал бы Доминик? И что наверняка сделали бы Фрэнки,Жюль, его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин – на том лишь основании,что они – мужчины, волей судеб оказавшиеся в обществе слабой женщины?

Они бы утешили меня.

«Роковая случайность, Сашa! только кромешный идиот не оценилбы вас по достоинству, Сашa, только слепой! вы прекрасны, Сашa!» – этого былобы вполне достаточно.

От Алекса Гринблата такой дежурной галантности придетсядолго ждать, и (в ожидании) я могу пропустить не только завтрак, но и обед, иужин.

– Значит, несчастная любовь? И вы не нашли ничеголучшего, чем сбежать от нее в этот городишко?

– Не нашла, – честно признаюсь я.

Алекс Гринблат снова принимается за яичницу.

– Типично женская логика, – говорит он, заглатываяжелток. – Время должно спасти, расстояние должно избавить… Все это чушьсобачья, Сашa.

– Чушь.

– А ваш избранник – кромешный идиот.

Неужели я дождалась комплимента от Алекса Гринблата?! Как быне так!..

– …не потому, что вы такая потрясающая, а он вас неоценил. Потому, что женщины чаще всего влюбляются в идиотов. Не думаю, что выисключение.

– Я не исключение. А что бы вы сказали, если бы я влюбиласьв вас?

На судьбу брюссельской капусты моя провокационная фразаникак не повлияла: она преспокойно исчезает в пасти Алекса.

– Не смешите меня, Сашa.

– Почему? Вы не верите в любовь с первоговзгляда? – продолжаю нагнетать ситуацию я.

– Только в нее и верю. Но что касается меня… – Алексделает многозначительную паузу. – У вас нет никаких шансов.

– Абсолютно никаких?

– Абсолютно.

– Потому что ваше сердце занято кем-то другим?

– Потому что я – не идиот. И это – единственнаяпричина.

– Я не могу рассчитывать даже на мимолетную связь?

Бог мой, и во времена отвязного студенчества я не позволяласебе подобных сальностей – вне зависимости от количества выпитой водки иколичества выкуренных косячков. А встретив I'amour, впоследствии оказавшуюся letnerde, и вовсе решила, что полигамия – не для меня. Так же как и дружескийсекс, секс по телефону, секс по интернету, секс для нормальногофункционирования яичников и секс на платформе сходных политических убеждений.

Политических убеждений у меня нет. И я не имею ничего противнатурального меха и сафари в Кении, что же касается секса – за последние тригода Эс-Суэйра выдула из меня даже воспоминания о нем, занесла их песком ипохоронила под набегающими друг на друга волнами.

И вот теперь – разговор с малознакомым мужчиной о мимолетнойсвязи. Как мило.

– На мимолетную связь может рассчитывать любой, –поигрывает ножом Алекс. – Но не всякий оказывается к ней готов.

– А лично я – могу?

– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам всеравно с кем спать.

– В противном случае…

– В противном случае, секс со мной не доставит вамникакого удовольствия. Как и большинству женщин.

Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешаетвновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно илине преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно лисчитать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..

Устраивать скандал я не стану.

– Хотите еще поговорить о сексе? – интересуетсяСпаситель мира.

– Пожалуй, нет.

– Тогда вернемся к вам. Ваши волосы…

Не короткие и не длинные, не темные и не светлые, что-тосреднее. Какими бы они ни были – страсти в них больше не запутаться. А ведьменя многие считали страстной, иногда – чересчур; человек, бывший моей l’amour,отбыл в неизвестность именно с этим убеждением. Осев в Эс-Суэйре, я совсеммахнула на себя рукой.

Чтобы не сказать – опустилась.

Это особенно бросается в глаза на фоне холеной физиономииАлекса. «Хлыщ» – назвал его Доминик. Справедливое замечание.

– …А что – мои волосы? Вам не нравится прическа?

– Мне совершенно все равно, какая у вас прическа. Ноесли бы вам пришлось выбирать – вы бы отрастили их или наоборот – постриглисамым кардинальным образом?

– Я уже выбрала.

– Это не ответ. Отрешитесь от события, которое загналовас в такую дыру. Что бы вы выбрали?

Тест-драйв продолжается, даже забавно.

– Я бы постриглась. Очень коротко.

– Так я и думал, – удовлетворенно хмыкает Алекс.

– Мне развить эту тему или вы сами разовьете?

– Тут и развивать нечего. Все, что можно было узнать овас, – я узнал из вашего письма.