непредвиденных обстоятельств, остальное сплошь сброд со всего обитаемого мира. Набравшись духа, хитрый подручник лиса пустынь, обратился к ним с воодушевленной речью, беря пример со своего господина:

— Ну что?! Кто тут кричал, что ему нужны рабы и наложницы?! Вот они! Там — за валом! От нас и требуется только — взять их!! Или вы просто хвастливые шакалы, чьим словам нельзя верить?! А может у вас, сучьи хвосты вместо языка?!!

— Нееет!! — Обиженно пронеслось по рядам.

— Какие-то многомудрые дураки говорят, что все люди равны, ибо все мы — создания божьи! При этом, сами они живут в высокиих теремах и продолжают набивать брюхо с золотых посудин, пока пустобрюхие побираются! Пусть же языки их, приберет тот гулла, что вложил эту дурь в их пустые головы!! Разве жалкие черви — копошащиеся в земле, могут равняться истинным последователям творца вселенной — не пачкающим свои руки трудом, которым и после смерти уготована участь быть господами над недостойными?!! Рабы вы или господа?!!!

— Господаа!!! — Радостно завопили бродяги с испитыми лицами.

— Нам ли бояться смерти, подобно рабам?!!!

— Нееет!!!

— Мы знаем, нам и после смерти уготовано воздаяние, если мы с честью выполним свой долг перед всевышней волей!!!

— Дааа!!!

— Наш божественный повелитель говорит: "У каждого верного последователя пути божественной воли, должно быть не меньше трех жен и десяти наложниц, да в придачу все блага мира какие только есть"! А где найти это все, как не в рабах?!!!..

— Да!!! — Одобрительно кричали новоиспеченные господа.

— Так возьмем их, и покажем им их место!!! А кто противится, да сгинет в муках!!! — Подытожил он свое красноречие.

Воодушевленные посуленной добычей, крича и ликуя, разбойники бросились на склоны, отбиваясь и уклоняясь от неприятного каменного ливня, и без труда взобравшись, вступили в битву.

Недолго думая, Магару решил взять числом. Но он не ожидал, что казавшееся небольшим, войско защитников вдруг раздуется в размерах. И его сотни не казались уже внушительной силой, а защитников, за счет некоторых вернувшихся беглецов, пристыженных женами и воспрянувших первым отпором, и впрямь стало больше. Были среди них даже женщины, решившие вопреки указаниям воителей, встать в строй вместо трусливых мужчин, защищая дом и блюдя свою честь.

***

— Держитесь, держитесь мужички! — Кричала корчмарка, будто забыв, что теперь с ней и женщины.

А черные люди все лезли и лезли, позабыв про страх, словно муравьи на свой муравейник. И мужики со своей предводительницей, все скидывали и скидывали их, и женщины подносили им оружие и камни, уводили раненых перевязывая им раны, а некоторые и сами вставали на место павших мужчин, чтобы погибнуть вслед за ними, побившись, преграждая путь лихим людям.

Отбив очередной приступ, защитники отошли в укрытие, оставив наверху дозорных, следящих за приготовлениями потрепанных осаждающих. Сами же спрятались, чтоб отдохнуть и перевязать раны. Уставшая, раскрасневшаяся великанша, вытирая пот и оглядывая своих соратников, заметила среди новоприбывших тучноватого вояку. Кивнув взволнованному от нечаянной встречи Мушу, Ку-Баба устало улыбнувшись, поспешила его успокоить:

— Ааа, и ты тут. Не совсем знать пропащий. Если еще в бою покажешь свою храбрость.

— Да, верно. — Согласился с ней рябой. — Не совсем оскотинила тебя служба в городовых, раз за людей биться решил.

В этот раз, в застенчивом парне, скромно принявшего все похвалы, трудно было узнать прежнего нахала.

Не успели защитники отдышаться, как от дозорных поступило сообщение о приготовлениях в стане врага.

И этот приступ оказался сильнее прежних вместе взятых, так как по словам дозорных, к осаждающим поступила помощь, во много превосходящая прежнюю, и по количеству и главное, что особенно страшно, по опыту.

— Ну, ребятки, держитесь! — Подбодрила оторопевших защитников корчмарка, берясь за огромный тесак для разделки туши. — То, все опарыши были, а вот сейчас мухи полетят!

***

Меж тем у основной стены, вор все еще пытался угрозами и уговорами принудить к сдаче некогда дрожавших перед ним простолюдинов. На все угрозы, ему отвечал не просыхающий, вечно хмельной, но никогда не пьянеющий вусмерть Эпир, острой шуткой приводящий все угрозы резанного к смехотворности, отчего прежний ужас перед воровским царьком, у людей все больше улетучивался.

Поняв, что бессмысленно пытаться запугать вооруженную толпу, к тому же настроенную решительно, резаный снова начал уговаривать, пугая теперь не столько своей силой, — которая уже сама начала редеть, боясь мести вооруженных босяков за прежние обиды, — но силой пустынников, которых, сам лугаль воров боялся ужасно.

— Эпир, что у тебя общего с этими рабами?! Ты же ходил в приятелях моего отца, когда он был жив, да не оскудеет в Кур его чаша! Я надеюсь, ты не забыл моего отца?!

— Да как, забудешь такого! Тот еще был пропойца!

— Если бы он был жив, он бы не одобрил такого предательства воровского дела, ради каких-то трудяг! — Сказал резаный лугаль воров, сделав вид, что не расслышал обидных слов.

— Еще бы он одобрил! Он-то, ведь никогда в своей жизни не трудился, побирушничеством всю жизнь промышлял. Помнится, раз с ним подвязались свиней пасти, за корчагу хорошей бражки, разумеется. Ему их в поле выводить, а ни его, ни свиней. Я-то, своих вычистил и вывел, а его не видно. Бросились искать, туда-сюда, нигде нет. Что случилось: где свиньи, где свинопас?! Наконец, нашли в соседней деревне. Свиней-то, какой-то бродяга успел им всучить как своих, да в придачу с пьяным свинопасом, под видом хорошей свиноматки. Не знаю, уж, чем они смотрели, когда человека как свинью брали! Наверно тоже, зенки залиты были. Оказалось он, когда свиней пас, напился и завалился в свинарнике сном младенца. А ворам-то только того и надо, прихватили все добро, да в придачу и пастуха забрали, чтоб добро зря не пропадало. И жители той деревни, не знали, что с ним делать: зерно-то за свиноматку уплачено. И случилась такая штука, скажу я вам, что они не знали как быть, то ли заставить его свинарники чистить, то ли самого как свиноматку под хряка подкладывать!

— Врешь собака, не было такого!!! — Вышел из себя резанный, не привыкший сносить оскорбления. — Никогда он не побирался; он сам кого хочешь, мог по миру пустить!

— Знаем-знаем, слышали, как он пустил по миру несчастных любителей свинины! Эпир же нам, только что об этом рассказал! — Подлил масло в огонь смешливый дружинник.

— Ах ты…!!! Смерть твоя, будет долгой!!…. — Рассвирепел лугаль воров.

— Ух, напугал. — Пробурчал, ухмыляясь смешливый. — Эпир, гляди как резаный надрывается, успокой его душу, а то сейчас наш благодетель, чего доброго лопнет от обиды! Скажи, на нем хоть набедренник был?!!

— А где ты видел, свинью