Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наши встречи сделаются куда легче, прежде всего для меня, если можно будет время от времени просто рычать ему краткие приказы и распоряжения.
— Я тебе говорил, что недавно во время грозы с крыши, похоже, пару черепиц сорвало?
И смотрит наверх, на крышу Мауляндии. Да не туда ты глядишь! Надо чинить это проклятое колесо!
— На кухне немножко протекло, на потолке пятно.
Смотрю наверх, вспоминаю старые времена и шорохи на таинственном чердаке, который жил своей жизнью: видеть я её никогда не видела, но слышала очень хорошо.
— Надо обязательно пойти посмотреть, как там и что. Мы же отнесли туда пару коробок с Клариными вещами, которые вы не забрали, потому что не хватало места. Надеюсь, ничего не промокло.
Волосы становятся дыбом. Лоб чешется.
Чердак! Конечно!
— Пойду посмотрю! — говорю я и вздрагиваю от ужаса.
Тот Человек застывает на месте, уставившись на меня.
— Ты что-то сказала? — спрашивает он.
Я киваю и тыкаю пальцем в сторону крыши. Меня туда тянет. Как магнитом.
— Пойду наверх и посмотрю.
— Да, — говорит Тот Человек и кивает.
Совершенно не понимая, как же это произошло, срываюсь с места — прямо как слова, которые сорвались с языка сами собой. После стольких месяцев!
— Эй! — кричит вдогонку Тот Человек. — Тебе ключ нужен или как?
Деревянной палкой с крючком на конце открываю люк в потолке, опускаю складную лестницу. Над головой — тёмный четырёхугольник. Вход на территорию призраков и привидений, в обиталище пыли, мышей и птиц. Медленно поднимаюсь по лестнице и вижу: на чердаке вовсе не так уж темно. Через два маленьких оконца в крыше сюда проникает солнечный свет, в нём танцуют пылинки. Как много здесь места, и вообще чердак совсем и не страшный! В одном углу в крыше действительно щель, через неё просачивается свет, падает прямо на мамины коробки.
Бросаюсь к ним. Роюсь в маминых книгах, в шкатулках с побрякушками и украшениями. Чувствую пульс даже в самых кончиках волос. Дождь, к счастью, ничего не замочил. Нахожу свои детские рисунки, коллекцию камешков, которые мы вместе собирали, и разные фотографии, и коробку с карнавальными костюмами, и коробку с ненужными подарками, и вдруг… вдруг я обнаруживаю их — письма. Волосы опять становятся дыбом и электрически потрескивают. Старая обувная коробка наполовину заполнена открытками и конвертами, на них стоит мамино имя, нацарапанное отвратительным, неразборчивым почерком Того Человека.
Так вот, значит, где они всё время были! Наконец-то я их нашла! Заворачиваю письма в кусок старой газеты, засовываю между поясом и пузом. Закрываю все коробки и возвращаюсь на территорию Мауляндии. Закрываю люк, оглядываюсь, бегу по лестнице вниз.
Тот Человек всё ещё возится с велосипедом, я слышу, как он что-то бормочет под нос и постукивает по колесу. Пробегаю мимо, стараясь, чтобы он не заметил, как топорщится моя футболка. Вскакиваю на свой велик, Тот Человек перестаёт барабанить и спрашивает:
— И что?
— Я поехала. За продуктами — завтра.
— То есть?
— Мне пора. Времени больше нет.
— Но… Ты наверх-то ходила?
Вместо ответа бросаю ему ключ.
Свёрток на коленях, я — на кровати. Закрываю глаза, откидываю голову; барабанная дробь. Медленно разворачиваю газету, кладу её рядом, нюхаю старую бумагу: она побывала в стольких местах, зарядилась разными тамошними запахами. Поглаживаю письма. Вот они вы. Наконец-то. С чего начать? Просто взять и читать? Или в правильной последовательности, от более ранних к более поздним? Все подряд и как можно быстрее, или лучше по частям и чтобы было время поразмыслить в промежутках? Проглотить залпом, как воду, когда пить очень хочется, или дать медленно растаять на языке, как изысканной шоколадной конфете? Перво-наперво раскладываю письма по датам в правильной последовательности — от начала истории до её… ну, в общем, до сейчас, до последнего года. И вот беру первое письмо. Это просто белый листок в линеечку, сложенный вдвое, без конверта.
Читаю:
Первое же письмо — и прямо в яблочко! Наобещал с три короба, а выполнять-то кто будет? Подставился по полной, можно будет его даже шантажировать. И — как там говорится — сокровища? Я непременно найду эти их сокровища!
— Говори мне «ты», — велит дед. — А если хочешь, добавляй «Генерал» или «герр фон Сырр»! — И хихикает в левый кулак.
Мы сидим втроём за маленьким столиком и разделываем эклеры. Пауль нетерпеливо ёрзает на стуле: надо поторапливаться, мороженое тает.
— Тут такое дело… — говорит Пауль. — У меня есть одна бизнес-идея, и я хочу спросить, не мог бы ты дать мне пару советов. Ты ведь раньше был очень успешным предпринимателем в блинной отрасли!
— Ну да, я всё знаю! — фыркает Генерал без ложной скромности. Вокруг веером разлетаются эклерные крошки. — Чем хочешь заниматься?
— Мороженым!
— Сложно! — тут же откликается дед. — Трудно транспортировать, высокая стоимость складирования, сезонный товар, рынок переполнен, строгие предписания.
Пауль кивает. Потом распаковывает стаканчик с мороженым-шипучкой и пододвигает его Генералу:
— По секретному рецепту моей мамы!
А потом делает свой маленький доклад, спокойно и уверенно, вторую часть рассказывает, стоя на одной ножке. Когда Пауль замолкает, Генерал кладёт ему морщинистую руку на плечо и долго испытующе смотрит в глаза.
— Знаешь что, парень… — говорит он и устремляет взгляд куда-то вдаль. — Я хорошую идею от плохой отличить могу, можешь не сомневаться. А эта идея, мой милый, — он зачерпывает ложкой ещё немного «Брэзз» и кивает, — твоя идея… как бы это выразиться? — дед оглядывается, словно ища слова. — Колоссальна, феноменальна, можно сказать, эпохальна! Моя кухня в твоём распоряжении!