— Не-е-е, тут прилечь надо! — решительно говорит Барт. — Просто до невозможности вкусно! И так прикольно!

И укладывается на пол. Устраивается поудобней и с наслаждением выскрёбывает ложкой стаканчик. Мы один за другим садимся вокруг него. Стук и позвякивание, чавканье и причмокивание, а потом я слышу, как Пауль шепчет:

— Ты всегда так делаешь?

— Что?

— Ну, ложишься, когда… — Пауль не договаривает.

— Ясное дело! Такие вещи стоя не едят! Ими надо наслаждаться!

— Паулина тебе случайно про моего папу не рассказывала? — говорит Пауль совсем тихо, но мне всё равно слышно.

— Не-е-е, а что? — спрашивает Барт. Пауль молчит. На его лице проглядывает солнышко.

— Погоди, твой отец — он всегда лёжа ест, что ли?

— Вроде того, — говорит Пауль.

— У тебя тоже родители чокнутые? У вас у всех такие, или как? Пауль, ты приходи ко мне, у нас всё супернормально. Мы едим кукурузные хлопья и покупную пиццу, «Нутеллу» тоже разрешают, а вечером смотрим телик все вместе, предки на диване сидят, а мы с сестрой валяемся на полу. Мама — учительница в начальной школе, папа — плиточник; у нас есть две канарейки, их зовут Трулюлю и Траляля. А когда на ужин что-то очень вкусное, я прямо сразу укладываюсь перед теликом и ем как можно медленней.

— Наверно, отсюда и пошло это «прилечь хочется», — бормочет Пауль. Глаза у него горят.

— А расскажи, Пауль, — предлагаю я, — расскажи, откуда у тебя этот рецепт!

Пауль садится очень прямо, откашливается, а потом выдаёт текст, который выучил наизусть, как стихотворение:

— Восемь лет назад моя мама эмигрировала в США. Она живёт в Нью-Йорке. Она придумала это мороженое на основе крем-брюле. Точный рецепт я разглашать не имею права. К сожалению. Мама прилетела в США с одним только маленьким рюкзачком, в котором были особые ингредиенты для мороженого. В Нью-Йорке на углу Уотсон-авеню и Пагсли-авеню она арендовала маленький киоск и начала продавать своё мороженое. Сейчас она состоятельная женщина и даже немножко знаменита благодаря этому мороженому, то есть, я хочу сказать, в Америке. У неё уже четырнадцать кафе, мамино мороженое можно купить на многих заправках и во всех книжных магазинах города… Она, м-м-м… э-э-э… она…

— Американская мечта, — подсказываю одними губами.

— Американская мечта, — подхватывает Пауль. — Моя мама — воплощённая американская мечта, когда мойщик посуды становится миллионером. У неё возникла гениальная идея и хватило мужества ей следовать. Она приехала в страну бедной, почти без денег, только с тем, что выручила от продажи своей коллекции комиксов. Но она применила правильную стратегию: сначала устраивала промоакции в разных местах своего района. И очень скоро люди новый сорт оценили. Мама назвала его «БРЭЗЗ!» — что это значит, она и сама не знала, подхватила где-то, но ей понравилось, как это звучит: именно так ведёт себя это мороженое во рту. Американцам название тоже полюбилось: и странное немножко, и весёлое. Скоро дело пошло настолько хорошо…

Пауль рассказывает вдохновенно, все смотрят ему в рот и слушают как заворожённые. Мысленно проговариваю текст вместе с ним.

— …Что мама смогла сделать следующий шаг и открыла первое собственное кафе. И оно имело успех. И всё это — меньше чем за год.

— Ого! — восклицает Луиза и начинает аплодировать. Мы все присоединяемся к ней. Вот честно, я готова разреветься. Разве что в самом начале Пауль немножко запинался, но потом всё было фантастически здорово!

Вот он стоит рядом, сам на себя не похож, делает глубокий вдох, оглядывается, будто не веря, что всё происходит взаправду. И сияет. Аплодисменты смолкают, несколько секунд тишины.

— Тебе обязательно тоже надо сделать кафе с этой штукой, — говорит Паулю Барт, точнее, невнятно шепелявит: во рту у него ложка, как травинка у ковбоя, он лежит на спине, руки под головой.

— Это будет бомба! — кивает Пит. — А в Америке все это мороженое знают, да?

Пауль взглядывает на меня, я чуть киваю. Пауль кивает тоже. Юлиус смеётся:

— Шипучее мороженое, настоящий «хит фром Эмэрика», теперь и у нас!

По пути домой мы поначалу молчим. Просто едем на великах, и в головах у нас обоих наверняка прокручивается одно и то же. Я ужасно горжусь Паулем! В какой-то момент говорю:

— Пауль, если ты в школе выступишь хоть вполовину так же хорошо, как сегодня, — пять с плюсом тебе обеспечено. Сто процентов.

Пауль смотрит на меня, но как-то рассеянно, он о чём-то размышляет.

— Может, и правда стоит это сделать! — говорит он. — Почему бы и нет?

Привстав на педалях, он съезжает с тротуара на проезжую часть, поворачивает за угол; я чешу за ним.

— Ты о чём? — кричу я. Он на секунду оборачивается.

— Надо с твоим дедом ещё раз поговорить!

Тот Человек проколол колесо. Его велосипед стоит вверх тормашками на седле и руле в саду Мауляндии. Тот Человек — рядом с ним на корточках, думает вслух и барабанит пальцами по велику то тут, то там.

— В общем, с вождением полный порядок. Вначале, если честно, я жутко трусил, но потом понял, что это не так страшно. Даже нравиться стало! И всё получается!

Недостатком самомнения Тот Человек никогда не страдал. Он изображает, будто ведёт машину, крутит воображаемый руль, будто я сама не видела этого миллион раз. Хочется сказать ему, чтоб начинал уже чинить этот чёртов велик, у нас не так много времени.

— Может, у меня к этому делу даже врождённый талант! — говорит он.

Ага, талант у него. Может быть. Наверняка, точно… НЕТУ! Смотрю на него, и мне скучно. Пора отправляться за покупками для меня и мамы, но без велика это трудно. Надеюсь, Тот Человек скоро сдаст свой дурацкий экзамен и купит машину — будет ездить сам и нас возить. Уже несколько недель я подумываю, а не начать ли снова говорить с ним. Можно сделать это наградой ему за сданный экзамен, но почему бы и не раньше? Я ведь наказываю его, а не себя, а молчание меня и саму часто бесит. Особенно когда приходится подробно ему растолковывать в письменном виде то, чего он не понимает по взглядам и жестам (то есть примерно всё).

И потом, Тот Человек действительно выполняет все договорённости. Когда нужно — он рядом, тут упрекнуть его не в чем. Помогает, как может, поддерживает нас, и сливами тоже. К моим спискам относится внимательно. Анонимные письма с угрозами вешает над кроватью. Ведёт себя благоразумно — и всё это молча, на настоящий мужской манер.