Пауль-Мауль улыбается слабой улыбкой. Руки легли на бёдра, большой палец правой руки так и остаётся согнутым — прямо ковбой на дуэли.

— Назови-ка, ну, скажем… пункт второй из этих четырёх, — говорю я.

— Мороженое-шипучка, — отвечает Пауль, ни секунды не раздумывая.

— Как это?

Он чешет в затылке, медленно поднимает голову и глядит в потолок.

— Мамин особый рецепт. Я очень хорошо помню, как она мне его показала; мне было, наверно, года три, да, точно, совсем ещё маленький, но в память прямо врезалось, потому что очень уж оно меня… ну… впечатлило.

— И что это такое? Фанта с мороженым или как?

— Лучше.

Не прошло и часа, а я уже в саду у общежития Трюмперхоф, стою, прислонившись к стене, наблюдаю за беготнёй вокруг. И вот на сцене появляется Пауль Миттенвальд: горящие глаза и солнечно-жёлтая улыбка, шире не бывает; он как на крыльях слетает с лестницы. В руках у него — поднос с десятью стаканчиками. Пауль ставит его на траву передо мной и во весь голос объявляет:

Он берёт два стаканчика, один даёт мне, а потом — раз-два — к нам, всё побросав, сбегается народ, все расхватывают стаканчики и принимаются за дегустацию. Слышны только стук ложечек, причмокивание и чавканье, переходящее в довольное «м-м-м-м». Пауль присаживается рядом со мной у стены. Медленно, очень медленно он ест своё мороженое. Покачивает от удовольствия головой, удовлетворённо наблюдает за происходящим.

— Там такие пузырики прикольные! — говорю я.

— И всё равно оно во рту такое мягкое, ага?

Я киваю: это чистая правда.

— Сливочно, фруктово, пузырьково — полный отпад!

С улыбкой Пауля ничто не сравнится! И на его лице ей самое место — так же, как этому мороженому место во рту.

— И что, это действительно твоя мама придумала?

Пауль пожимает плечами:

— Ну, по крайней мере показала. Да это и не сложно вовсе! Даже странно, что никто так не делает…

— Слушай! — говорю я. — Так теперь всё ясно. Твоя мама — изобретательница мороженого!

— Ну ты даёшь, старик! — низенький толстяк с размаху хлопает Пауля по плечу: Джеронимо, его лучший общежитский друг. — Это ж запредельно, это мегасуперкруто! Ты просто обязан открыть кафе-мороженое, стопудово, клянусь!

— Положить тебе ещё? — спрашивает Пауль.

Утро субботы, тёплое и душное. Пока мама одевается, я готовлю завтрак, варю какао. Потом помогаю ей дойти от кровати до кухонного стола, мы усаживаемся. А когда наконец принимаемся завтракать — молчим. Тщательно жуём мюсли.

Завтракать мы разучились, думаю я. Раньше по субботам каждый готовил что-нибудь особенное, представлял хотя бы одно новое блюдо гражданам Мауляндии. На завтрак у нас бывало по восемь или девять перемен, а один раз — даже шестнадцать. Кухня превращалась в гигантский шведский стол, завтрак начинался около половины одиннадцатого и редко заканчивался раньше четырёх. Летом мы располагались в саду на подстилках, бывало, заходили друзья, и мы вместе оценивали наши творения по 10-балльной шкале.

А сегодня мы сидим друг против друга в этой кукольной кухне и жуём мюсли. Потому что такая еда полезна для мамы и легко переваривается. Поменьше жиров, побольше овощей и фруктов. Простой сырой пищи по максимуму, термообработки по минимуму. Неизвестно, поможет ли всё это, но стратегия наша — пробовать все средства. Мама мне обещала: мы не сдадимся. И попробуем всё, неважно, насколько дурацким это представляется вначале, — а вдруг поможет. Хотя бы немножко, хотя бы чуть-чуть — это лучше, чем ничего.

— Зебра теперь живёт здесь, — говорю я, вытаскиваю её из-под коленки и сажаю посередине стола.

— Ух ты! — говорит мама. — Что ты здесь делаешь, зебра?

— Переехала. Надоело торчать в унылых руинах Мауляндии.

— Ну что ж… — говорит мама. — Тогда добро пожаловать!

Она кладёт немножко мюсли на блюдце и пододвигает его зебре.

— В общем, мой… э-э-э-э… мой… короче, муж моей мамы…

— Твой папа, — встревает Мюкенбург.

Да, признаю, это не совсем уж пальцем в небо, но в дискуссию не вступаю. Просто продолжаю:

— Он музыкант, играет на виолончели, средненько так, в маленьком оркестре, получает мало. По выходным иногда подрабатывает на свадьбах. Семейный кошелёк наполняет в основном мама. Она работает в книжном магазине. Но вообще-то по призванию она — деловая женщина, предприниматель. Чего только она не предпринимает — вот, например, придумала «Лакрицетературу».

— Чего-чего? — выкрикивает кто-то.

Включаю проектор и показываю фотографии, которые я сделала.

— «Лакрицетература» основана моей мамой и её подругой Робертой. Семь лет назад. Это такой симбиоз: приют для бездомных книг и лакричная лавочка одновременно.

— Приют для бездомных книг? — переспрашивает кто-то. Я киваю.

— Именно. Моя мама и её подруга высматривают книги, попавшие в неблагополучные жизненные ситуации, и спасают их. Они постоянно ищут хорошие книги, особенные книги, которые почему-то оказались без крова. На блошиных рынках, и когда люди раздают вещи при переезде, и даже в макулатуре. Новых книг в «Лакрицетературе» вообще не продают, только подержанные, только те, которые иначе бы просто погибли, не найдя себе нового дома. Да. К тому же они обе, и мама, и Роберта, обожают первосортную лакрицу — поэтому и стали предлагать такой смешанный ассортимент. И вот ещё что: до того моя мама придумала и открыла кафе «Спортзал».