или третий раз, тогда стоило бы ещё сомневаться. А так… – со вздохом смиренно развёл он руками. – Это, скорее всего Генрих вас озадачил. Он, как всякий истинный учёный не может терпеть неподтверждаемую наукой очевидность. Видели бы вы его, когда он впервые встретил Виктора.

– Могу только предположить. Ведь при нашей первой, случайной, встрече он чуть не бросился наутёк. – Я с неприязнью вспомнил своё ночное знакомство с Фалладой. – Да и ещё и живёт в ординаторской…

– Ну, – протянул Свен, – это его крепость. Так сказать, последний рубеж. Кстати вам, как нашему новому психологу стоит побывать там.

– Да собственно… – запнувшись, я встал перед определённой дилеммой: была ли уж особая необходимость говорить Татсону о том, что я не являюсь новым членом экипажа «Медузы», а лишь проверяющим. Так ли был важен этот акцент для него? Да и в берлоге у Фаллады я уже успел побывать. – Вообщем, давайте отправляться.

– Согласен, – без тени подозрительности и озадаченности кинул Татсон и развернувшись к колпаку армированного кокпита начал подключать приборы. – Времени у нас пока хватает. Жизнь этих тварей длится не более шести – семи часов. Так что, надеюсь, вернёмся с добычей.

Под эти слова, как нельзя кстати ложилось утреннее пожелание Элен о счастливой охоте, сказанное отнюдь не в лучшем контексте. Дело омрачало ещё и то, что начальник Станции вновь прибегнул к обману, мотивируя «очередную» смерть Монаха, как оправдание своей честности и непоколебимого авторитета учёного. А на самом деле выходило так, что это оказывалось уже была своеобразная суицидальная тенденция.

Мезоскаф тихо заурчал моторами и постепенно начал полностью погружаться в воду.

– Свен, а что означает аббревиатура НД?

– Неужели Генрих совершенно не ввёл вас в курс дела? Вот же, ловкач, – ответил Татсон. – Её предложил Полозов, основываясь на свойствах «призраков» обнаруженных ранее. А расшифровывается очень просто – нейтринный дубль. Кстати, название весьма дельное и чрезвычайно успешное, крайне прекрасно описывает суть самого явления.

Упоминание уже во второй раз внештатного батинавта меня начало смущать и настораживать. А сама внешность неизвестного до селе работника – гидронавта, освидетельствованная при этом Бертом, заставляла принимать во внимание совершенно гипотетические теории, вплоть до появления на «Медузе» эфемерных НД. Хотя в биологии у меня и имелся отличнейший опыт, но перспектива заниматься какими – то таинственными дублями и оставаться и проводить на Станции для этого долгий период своей жизни, меня совершенно не привлекала.

– А как давно Полозов работает на Станции? – решился спросить я.

– Да уже как без малого около года. Я – то прибыл позже всех, когда штат поменялся и был давно укомплектован…

– Откуда? – пришлось быстренько перебить Татсона, переводя разговор в русло воспоминаний, чтоб у него не возникло особых подозрений на мой счёт.

– Гондвана. Есть такая довольно провинциальная планетка. Только тем и ценна, что там находится с полсотни ферм, выращивающих местную культуру, сродни нашим мидиям. Что – то вроде симбиоза водорослей и молюсков.

Погрузившись в собственные воспоминания Свен как – то быстро затих, продолжая вести скаф на глубину. Я от скуки было повернулся к приборной панели.

– А собственно, зачем он вам? Разве вы ещё не встречались? – донеслось из – за спинки кресла.

– Хотелось бы уже познакомиться со всеми на Станции.

– Ещё успеете, – голос Татсона вновь оживился. Это явно слышалось по интонации. – Сегодня ещё вряд ли вы его встретите, он сейчас на «Носороге» «Гирлянду» обслуживает. А там работёнки, знаете ли, хватает. Вот, может быть, завтра.

– Очень на это надеюсь. Тем более, что он всё – таки оказывается, жив.

– Вполне. А с какого несчастия ему становиться усопшим?

– Скорее, утопленником. И всего несколько суток назад. Это следовало из утверждений некоторых ваших коллег, Свен, чуть ли ни всего персонала Станции.

Мне казалось, что бравурность и весёлость будут и дальше властвовать в голосе и настроении Татсона. Но всё внезапно закончилось, превратив жизнерадостного батинавта в нордически холодного норвежца.

– Лучше не отвлекайтесь от приборов. А то, неровен час, сядем брюхом на дно и начнём ползать, как крабы.

Вальяжной дружественной беседе был положен конец. Напряжённое молчание прерывалось нашими короткими фразами с определёнными данными глубины и окружающей гидрологической обстановки. Всплытие становилось теперь не только скучным, но и натужным. Чувства Свена меня совершенно не интересовали, но лишь то, что скрывалось за ними. Почему все эти странные утверждения членов команды Станции не просто разняться от одного к другому, но и столь психологически – эмоционально насыщены? Более чем возможно, всё это как раз и связывалось с той окружающей биосферы чужой планеты и глубин её океанов. И, как водится, именно для этого я понадобился здесь в виде представителя ксеноэкологов, чтоб выяснить подобные факты. Но до хоть до какого – то явного представления о происходящем вокруг было ещё весьма далеко. И ситуация ни мало не изменилась после прибытия на Гекату, да разве что стала ещё более запутанной и напряжённой. Это явно прослеживалось и в резко изменившемся настроении Свена. Тема неуловимых двойников действительных или мнимых членов команды Станции, которые гибнут для одних и остаются совершенно «реальными» для других обитателей «Медузы», почему – то становилась притчей воязыцах. Но реакция всегда оставалась одной – полной замкнутостью и нежеланием продолжать поднятую разговором тему.

Принимать чью-либо сторону в подобной ситуации означало для меня весьма скользкий путь ведущий в совершенно запутанные дебри чужих передряг. Сейчас стоило сосредоточиться на предстоящем осмотре погибшего афалина, чем бы, или кем бы он там ни оказался – истинным ли Монахом, решившим исполнить то, что якобы уже произошло два стандартных месяца назад. Или очередным эфемерным «призраком» выброшенным непонятной силой на берег по неопределённым причинам. Пусть даже это и было некое нейтринное образование, оно всё же имело способность функционировать и жить, весьма чётко и органично повторяя внешние данные биологических существ.

Вопросы по этому поводу у меня, как функционала Ксеноэкологии и представителя Института начали возникать спонтанно. Попытки разговорить Татсона закончились ничем. Поэтому, оставшись наедине с самим собой я стал теперь расходовать время более для размышлений и предположений, пускай и надуманных, что свойственно многим научным и лабораторным работникам для исследования проблемной тематики. Но однако же, стоило заметить, что быть замкнутым в одном аппарате с человеком, который не считает общение с тобой столь необходимым процессом, делает время совершенно невыносимым. И достаточно, долгим…

10

Вечер должен был стать совершенно иным, таким, как я его себе представлял на борту «Эрни» ещё при всплытии, под стабильное сопение Татсона. Откровенно надеясь на спокойную систематику материалов и