— Так я по делу! Страна Пепперлэнд, а самый главный гражданин этой страны — сержант Пеппер.

В этот момент сигарета в руке Леннона вспыхнула и мгновенно догорела до пальцев. Джон вскрикнул и дёрнул рукой. Сигарета вылетела из пальцев по широкой дуге и растворилась в воздухе.

— Больно? Солью намазать надо. — участливо сказал Шура.

— Да нет, я же боли не чувствую. Хотя иногда хочется. Просто привычка.

В этот момент кто — то легонько прикоснулся к Шуриному плечу. Он обернулся. Сзади стоял высокий усатый мужчина в чёрном мундире.

— Простите, сэр, вам пора. Я провожу вас. — почтительно произнес он.

— А вы?..

— Сержант Пеппер, к вашим услугам, сэр.

И Шура отключился. Не то, чтобы совсем, он всё видел и воспринимал, но как бы сквозь замутнённое стекло, как в тумане. Они вышли из комнаты в коридор, которого, кстати, не оказалось. Была обычная лестничная клетка, старые латунные перила на лестнице, кашпо с кактусом на стене, паутина в углах на закопчённом сером потолке, потрескавшиеся мраморные плиты на полу. Был микрофон в дальнем тёмном углу, и кто — то растрёпанный, похожий на Джима Моррисона, ломаясь, хриплым голосом пел «The End». Аккомпанемент обрушивался каскадом откуда — то сверху. Серебристый шеврон на рукаве Сержанта Пеппера сверкал при каждом его шаге, и это Шурочку почему — то пугало. Он попытался что — то спросить, но Сержант, обернувшись, прижал к губам указательный палец. Они вышли из подъезда, дошли до ворот, и тут Сержант произнёс:

— Теперь можно. Спрашивайте, сэр.

— Почему Джим пел на лестничной клетке?

— Что вас так удивило, сэр?

— Ну… Странно, согласитесь, что человек стоит на лестничной клетке перед микрофоном и поёт…

— А что в этом странного?

— Мне кажется, это неудобно… Мог бы петь у себя в комнате.

— У него нет своей комнаты, сэр.

— Как?

— Видите ли, сэр, всё дело в дверях. Он не нашёл двери в свою комнату. До этого он не нашёл её там, при жизни. Теперь не нашёл её здесь.

— Где здесь?

— В Пепперлэнде, сэр. Вас ещё что — то интересует?

Но все остальные вопросы уже вылетели из Шуриной головы вместе с пронизывающим осенним ветром, и он только отрицательно помотал головой.

— Ну, вот и славно. До встречи, сэр! До скорой встречи. — Пеппер козырнул Шурочке, и вот тогда он отключился окончательно…

(Импровизация Майлза Дэйвиса на тему Велимира Хлебникова)

— Ну, наконец — то очнулся! Ты прямо как барышня! Чуть что — сразу в обморок! Спасибо, Паша рядом был, не растерялся! А то мы с Аликом просто обалдели от всего этого!

— От чего? — спросил Шурочка, пытаясь кое — как отделить реальность от сна… Или одну реальность от другой? Или это вообще всё сон? Думалось и понималось с трудом. И самое главное, при чём здесь Майлз Дэйвис? Ну, было бы понятно, если бы он, Шура, был Аликом, но ведь нет! Не был он им, никогда не торчал от джаза и фьюжна, не ценил синкоп, контрапунктов и свободных импровизаций!

Но разобраться со всем этим до конца ему сейчас было не суждено. Тамарка оттолкнула Миху, бросилась на могучую (ну, если честно, то и не так, чтобы…) Шурину грудь и по — бабьи запричитала:

— Шурочка, милый мой! Что же это, а? Ведь говорила я, говорила — не пей! От неё всё зло, от водки! Не пей больше, Шурочка, не пей! Врача найдём, профессора… Или гипнотизера… Я слышала, сейчас гипнозом лечат… Совсем ведь в хроника превратишься! Не пей, слышишь! Поклянись мне сейчас же! Детьми поклянись.

— Какими детьми, Том? Ты о чём вообще?

— Нашими детьми, Шурочка, нашими! Я тебе много нарожаю, ты только не пей! Я от тебя алкаша рожать не собираюсь!

— Да и не надо, Том! Я как — то об этом и не думал ещё…

— А я думала! Или ты что, поматросил и бросил? Всю жизнь мне испоганить хочешь? Я семью хочу, нормальную семью! Хватит мне уже шлюшничать!

От такого мощного, но искреннего напора мысли в Шуриной голове опять закружили хоровод, и он совсем было собрался по привычке отключиться, и отключился бы, наверное, если бы не Макаров. Тот нежно, но твёрдо отстранил Тамарку и подал Шуре стакан с тёмно — красной жидкостью.

— Сухонькое? — с надеждой спросил Шура.

— Компот. На кухне банка стоит, ну, я и открыл… — извиняющимся тоном сказал Макаров и посмотрел на Миху.

— Наверное, кто — то из дам принёс. — ответил тот. — Хотя, не помню.

Шура взял у Макарова стакан и залпом выпил. Уже на излёте последнего глотка он понял, что дал ему Макаров. Но было поздно. Он опять знал.

— Крепит? — спросил он у Мака… нет, у Маккартни.

— Закрепляет, — ответил тот, глядя Шуре прямо в глаза.

— А ты, Паша, тоже врач? — спросил Алик, наблюдая эту дуэль глазами. — Ну, Шура, понятно, профессионально помыслил, ну, насчёт запоров…

— Нет, Алик, он не врач! — мрачно сказал Шура. — И не Паша он, а…

В этот момент из стены за спиной Маккартни показалась голова Сержанта Пеппера и прошептала Шуре: "Не надо! Молчи! Пусть он сам скажет!". Шура поперхнулся и замолчал, обводя присутствующих взглядом. Впрочем, ни Алик, ни Миха, ни Тамарка Сержанта не заметили. А Полу и не нужно было его замечать, понял Шура. Он знал. И поэтому почти сразу продолжил Шурину фразу:

— Позвольте представиться, друзья. Пол Маккартни.