Алена не без любопытства наблюдала эту жанровую сценку.Новое проявление бурной народной любови к Чупа-чупсу, он же – полномочник, онже – нефтяник, он же – комсомольская давалка, он же – лохотронщик, он же –родный папа пенсионеров, он же – умный мальчик, полтинник,хаббардист-сайентолог, маменькин сынок, младореформатор, политический попугай…Вообще-то фамилия у него была самая простая – Сухаренко, но прозвищ этомупредставителю верховной власти в Нижегородчине народ придумал немало, причембыли среди них и такие, какие в приличном обществе не выговоришь. И каждоеимело четкое обоснование. «Маменькиным сынком», к примеру, Сухаренко именовалсяоттого, что накануне окончания школы взял фамилию матери. Правда, как раз в этовремя родители разошлись, мальчонка остался с мамой, вроде бы все объяснимо, нопоговаривали, что родители расстались нарочно, дабы «пятая графа» папинойанкеты не портила карьеру сыну, которому его отец, человек редкостныхтактических и стратегических талантов, пророчил блистательное политическоебудущее. Ну что ж, папа и впрямь оказался провидцем. Другое дело, что народу –русскому народу – это обошлось очень дорого. Но какое дело вышеупомянутому папебыло до блага русского народа? Совершенно наоборот! Впрочем, среди знакомыхАлены немало было людей, которые относились к «умному мальчику» неплохо, дажехорошо. Это были в основном постперестроечные богатеи, которые в свое времянемало разжились на дружбе с бывшим губернатором Чужаниным, получив забесценок, а то и бесплатно и дома, и земельные участки в центре города, атеперь со страшной силой поддерживали «Верную силу», среди лидеров которойзначились и Чужанин, и Чупа-чупс, и еще пара-тройка киборгов. Знала Алена ибойких ребяток, которые в роковом августе заранее были предупреждены Чужаниными Чупа-чупсом о готовящемся дефолте, а потому сделали на нем поистине фантастическиесостояния. Именно они мечтали о выборах 2008-го, а то и 2004 года, на которыхЧупа-чупс будет непременно баллотироваться в президенты.

И вот тут-то и придет нам всем полный песец…

– Костя, пересядь-ка на мое место, – вдруг сказалаСвета, распахивая переднюю дверцу и выскакивая из кабины.

Фельдшер, уютненько прикорнувший на пустых носилках, выползс таким недовольным видом, словно он был улиткой, которую враждебныеобстоятельства вынудили навеки покинуть обжитую скорлупу. Света как раз успелазапрыгнуть в салон, когда мимо пролетела последняя машина ГАИ и проспектоткрылся для движения.

– Поехали! Поехали! – велела Света и повернулась кАлене: – Помнишь, мы говорили о периодизации истории с точки зрения врача«Скорой помощи»?

– Еще бы, – кивнула Алена. – Я как раз хотелапопросить тебя рассказать, какой период был следующий за пьющими дамами.

– Да очень простой. Умирали пенсионеры. Особенно зимами.Замерзали в голодных обмороках. Знаешь, сколько было случаев: идет какой-нибудьдедок, ветеран, к внуку – в авоське два яблока, детская игрушка или детскаякнижка: не может прийти с пустыми руками, сам не поест, а ребенку принесет. Попути падает без сознания от слабости и замерзает. А почему голодный обморок?Потому что деньги задерживали. Пенсии не давали вовремя. Чупа-чупс ихпрокручивал через свой банк «Гарантия ваших прав». Это было еще до дефолта… дотого проклятого дефолта!

– Что, по тебе он тоже щелкнул? – усмехнулась Алена,почуяв подругу по несчастью. А вообще забавно: такое ощущение, что в стране нетчеловека, у которого не болели бы сии воспоминания! Это накрепко подорвало внас веру в то, что государство заботится о своих согражданах. Мы теперьпостоянно ждем от него секир башка.

У Светы сделалось странное лицо:

– Щелкнул? Ну, можно и так сказать. У меня муж погиб.

– Как?! О господи… Почему?!

– Разбился на машине. Понимаешь, мы в июле 1998-го взялиденьги в долг – квартиру покупали. У мужа был бизнес небольшой, книготорговаяфирма. Не бог весть что, но жили мы нормально, хоть врачам зарплаты практическине выдавали в то время. Я думала: как вообще живут те, у кого мужья незарабатывают? На «Скорой» же не работа, а хобби мазохистов! Ну, короче, муж несомневался, что расплатится спокойно. А тут доллар как полез вверх, рубльрухнул. И буквально через месяц стало ясно, что долг отдать мы не сможем:доллары продавали по шесть рублей, а покупать, чтобы отдавать, уже по двадцатьчетыре придется. Мы никак поверить не могли, что нас так кинуло наше якобыдемократическое государство. Что характерно, мой муж с этой сукой Чупа-чупсом водной школе учился… Почему-то его больше всего убивало, что именно егооднокашник, вроде товарищ, такой сволочью оказался. И он вообще чуть не умер отярости, когда Чупс спокойно ушел в отставку, безнаказанно, да еще сказал: «Ну,я рад, что ухожу, теперь съезжу с семьей отдохну, с аквалангом поплаваю!»

– Безнаказанно! – хмыкнула Алена. – А кто б егонаказал, интересно? Вся эта история с дефолтом была подстроена, ты что, непонимаешь? Нарочно прежнего премьера вывели из-под огня, этого посадили –мальчика для битья, – он свою роль сыграл, потом вылез в лидеры «Вернойсилы», затем получил в награду нынешний пост… Ему явно пообещали, что, еслисделает эту подлянку людям, если даст свое имя дерьмом замазать, будет за этовознагражден. Ну и вознаградили: вон, Чупс даже во всеуслышание заявляет, будтопрезидент ему обязан своим прежним назначением в ФСБ, будто он получил от Чупсапутевку в большую политику…

– Да я это все понимаю теперь, – вяло кивнулаСвета. – А мой муж тогда не понимал. От квартиры нам пришлось отказаться,долг вернули из последних сил. Фирма мужа прогорела: ни у кого денег не было,людям тогда не до книжек стало. Он так переживал, ты не представляешь, у негосердце все время прихватывало. Ну и один раз вот так прихватило, когда он наработу ехал. Ему стало плохо, потерял сознание за рулем… и врезался в «КамАЗ».Умер через сутки в больнице. Я… я тогда тоже чуть не умерла. О Ваське надо былозаботиться, это сына моего так зовут, – пришлось выжить. Но обо мне никтоне позаботился, и я знаешь чем спаслась? Все время ела что-то сладкое. Васькепокупала более или менее нормальную еду, а сама беспрестанно ела варенье схлебом. У нас много варенья в тот год наварено было, яблочного, смородинового,вишневого. Я ела, ела, ела… Стала как бочка. Я себя как бы в такой жировойкокон завернула, понимаешь?

Алена кивнула. Два года назад, когда ее бросил Михаил, онаужасно боялась, что тоже начнет спасаться самым сильным транквилизатором –сладким. И хотя мужу страшно не нравилась, хотя его жутко раздражало еепохудение, она держалась именно за спорт, за шейпинг, за свою с таким трудомобретенную стройность, как за последнее средство спасения от тьмы, горя,неверия в себя.

Наверное, это суета сует и всяческая суета… Женщина, котораявсегда была худой, а тем паче – мужчина этого не поймут никогда. По принципу,сытый голодного не разумеет. Но порою флаг и в самом деле приходится прибиватьгвоздями к мачте!