class="p1">— Я тебя больше не увижу? — с грустью произнёс Иосиф, но ответа уже не дождался.

Маленький летательный аппарат стремительно взмыл в ночное небо и скрылся в мгновение ока, затерявшись в россыпи искрящихся звезд, высыпавших из-за расступившихся, разогнанных холодным осенним ветром, серых туч.

Словно очнувшись от некоторого забытья, Милов посмотрел на смутно различимую в сгустившемся мраке фигуру Галуева. Он увидел, как тот направился прямо к ним с мальчиком, вытянув перед собой руку и судорожно нажимая на спусковой крючок пистолета — совершенно впустую, потому что в магазине кончились патроны. Наконец осознав, что не может причинить ни малейшего вреда, он отшвырнул пистолет в сторону и попятился назад. Сжав кулаки в порыве нарастающей ярости, Милов бросился за ним, но Галуев успел открыть дверь своей низкой малолитражки, завёл двигатель и отжал газ. По пути он попытался наехать на Иосифа, но тот без особого труда увернулся, и вскоре машина исчезла из виду за пределами деревни.

Переведя дыхание, Милов вернулся к мальчику.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Егор, — слабым голосом ответил ребёнок. — Этот злой дядя… он не вернётся?

— Думаю, что нет, — ответил Иосиф. — Но не отходи от меня ни на шаг.

Милов понимал, что осталось сделать немногое. Они направились обратно в дом. Прежде чем войти, Милов подобрал лежавший на лавочке у крыльца большой молоток, с помощью которого Галуев накануне днём чинил ставни. Они вернулись в ту самую мрачную комнату, в которой оставался ещё один сообщник сбежавшего маньяка. Худощавый парень стоял у кушетки, на которой неподвижно лежал верзила. Он растерянно посмотрел на Милова и, указав на тело, дрожащим голосом проговорил:

— Всё кончено! Он… умер.

— А ты-то кто? — спросил Иосиф, не спуская с худощавого глаз.

— Я Давид.

— Ты мне больше ничего не хочешь сказать, Давид? И лучше начать с того, что это такое? — Милов указал на тушу двухглавой собаки.

Присев на край кушетки, худощавый глубоко вздохнул и сказал:

— Я с ними уже полгода. Они говорили, что этот зверь не из нашего мира, что он направит нас на след ангелов, и те заберут нас с собой. Мы отправимся в дальний межзвёздный путь и поселимся на прекрасной планете… Но зверя надо кормить. Подобно Молоху он питается телами детей…

Худощавый умолк, затем, судорожно сглотнув, спросил:

— Вы доктор?

— Доктор.

— Мне нужна доза, доктор!.. Прошу вас!

— Что, героин? — брезгливо спросил Милов.

Давид кивнул, опустошённо глядя в пол.

— У меня его нет. Тебе давали наркоту, верно?

— Миша классный! Я верил ему, я знаю, что он не врал. Пётр был другим. Когда два месяца назад он сбил ребёнка на остановке, это было ошибкой. Миша сказал, что это против правил. Молоху не нужны напрасные жертвы. И сегодня Молох сохранил жизнь двенадцатому мальчику, потому что настал Судный день…

— Постой, — воскликнул Иосиф с надрывом в голосе. — Повтори, что ты сказал? Когда вы сбили ребёнка на остановке и в каком городе?

— Не мы, а Пётр, — худощавый указал на верзилу. — Он был больным кретином. Он, но не мы!

После этого худощавый не произнёс ни слова, закрыв лицо руками. Милов несколько раз повторил свой вопрос, но тот будто его не слышал.

Совершенно потрясённый признанием наркомана, Милов даже забыл о том, что до сих пор крепко сжимает в своей пятерне ручонку испуганного мальчика. Он повернулся и, по-прежнему держа Егора за руку, медленно направился к выходу, когда в дверном проёме уже второй раз за этот вечер возникла фигура Ивана Холодного.

— Куда это вы направляетесь? — строго спросил он. — Всем оставаться на своих местах! Бросьте молоток, — приказал он Иосифу, направляя на него ствол своего ПМ.

— Вы… не пришелец, — пробормотал Милов, исполняя приказ участкового.

При виде туши двухглавого мутанта лейтенант быстро изменился в лице, но спустя минуту справился с оцепенением и ужасом и, призвав на помощь всё своё самообладание, спросил:

— А это что такое?

— Это? Вы не бывали в Кунст-камере, товарищ лейтенант?

— Это где, в Питере что ли? Нет, никогда.

— Перед вами наглядный образец одной из шуток природы. Думаю, что его использовал для своих целей очень жестокий и опасный маньяк. К сожалению, ему удалось сбежать.

— От правосудия не сбежит, — заявил Холодный, застыв на месте при виде мальчика. — Постойте, а это не Егорка с вами? Нашёлся, сорванец, тебя ведь все обыскались!

Он сделал шаг к кушетке и, указав на холодеющее тело верзилы, спросил:

— Так! Кто это сделал? Кто его убил?

— Вы, — коротко ответил Милов.

Участковый застыл точно в ступоре, не сводя глаз с тела, затем едва слышно проговорил:

— Нет, это невозможно, я не мог!

Милов положил руку ему на плечо и мягко произнёс:

— Лейтенант, вы ничего не помните? Хотя, думаю, и не должны.

— Я помню только… Федю Булыгина, — пробормотал Иван. — Он будто взбесился. Я его вырубил, склонился над ним, чтобы привести в чувство, как вдруг на меня что-то набросилось… что-то жуткое, будто зверь из ночного кошмара.

Он жалобно посмотрел на Милова:

— Это всё, что я помню. Наверно, у меня что-то с психикой.

Внезапно он выхватил из кармана наручники, к удивлению Иосифа, протянув их ему.

— Вот, арестуйте меня!

Милов покачал головой:

— Нет, не могу, лейтенант. Это не в моей компетенции.

— Тогда… отвезите меня в сумасшедший дом.

— Я не психиатр.

— Тогда…

Участковый неожиданно для себя обратил внимание на тощего парня, успевшего тихо отползти подальше от них в угол комнаты. Похоже, у него начиналась ломка, и ушей лейтенанта достигли его сдавленные стоны.

— А это кто?

— Свидетель, — ответил Милов и напомнил о побеге Галуева.

— Молодой мажор на плоскодонке? Что ж, я не удивлён, что он во всём этом замешан. Правда, я искал людей на автофургоне, а не малолитражке. Но тут всё сходится. По пути сюда, в Тихие Сосны…

Иосиф прервал его:

— Лейтенант, мы его упустим!

— Навряд ли, доктор. Я видел у дома автофургон…

Участковый быстро оглядел комнату и указал пальцем на аккумулятор.

Когда они отсоединили провод, погасла и единственная лампочка, погрузив комнату в кромешную тьму, в которой скрылись туша двухглавого мутанта, холодный труп верзилы и содрогающееся в ломке тело худого наркомана.

***

До рассвета оставалось около часа. Установив аккумулятор в капоте автофургона, лейтенант, Милов и мальчик, необычайно обрадованный столь счастливой для него развязкой, отправились в погоню за Галуевым. Участковый мечтал о таком итоге заурядного деревенского следствия уже давно и тоже был в приподнятом настроении.

— Уверен, далеко он не уйдёт, — заверил он своих спутников, крутя баранку фургона. — Отсюда до центральной магистрали ведёт всего одна