кабинки биотуалетов и больше сорока человек охраны. Бывшие пленники, а теперь свободные люди, начали выбираться из автобусов и тонкими струями человеческого потока, потянулись к пунктам проверки. Стандартная процедура: имя, фамилия, отчество, проверка по базам, выдача смартфона для связи и доступа в локальную сеть, комплект первой необходимости из носков и нижнего белья. После внесения в базу каждый попадал в руки хозяйственника, который записывал размеры одежды, пожелания по расселению, и распределял по комнатам. Дальше люди отправлялись в своё новое жилище — комнату в недавно введённых в эксплуатацию корпусах, где их ждали постели с чистым бельем, новые полотенца, горячий душ и холодильники с небольшим запасом продуктов, перекусить с дороги перед основным приемом пищи. Бывшие анклавовцы осматривались по сторонам, вели себя тихо и стеснительно. Чувство вины. Каждый прокручивал в голове недавнюю высадку на пляже, вспоминал свою ненависть и желание убивать. Враг — демоны, нелюди, монстры, которые днем убивают все живое, а на ужин едят новорожденных детей. Вот только сейчас их встретили абсолютно обыкновенные люди, встретили гостеприимно, побеспокоились о том, чтобы никто не остался голодным, чтобы никто не стоял в километровых очередях. О них заботятся и переживают. В общинах даже близко не возникало такого ощущения. Анклавы больше походили на трудовые исправительные лагеря. Приехал, вот тебе комната, похожая на номер в гостинице а-ля «Приют дальнобойщика»: койка, подушка и общий душ на этаже. Голодный? Не важно, подождешь общего приема пищи, ничего с тобой не случится. Не важно, насколько ты уставший или истощенный, завтра же отправляешься работать, предоставленное тебе необходимо отрабатывать. Полученная блага в виде крыши над головой, трехразового питания и медицинского обслуживания — это кредит, взятый на пожизненно с сумасшедшим процентом, выплатить который ты не в состоянии. Теперь ты под колпаком, ты должен, и размер твоего долга не озвучивается. Он даже не вписан в договор мелким шрифтом, но тебе каждый день дают понять, что ты — обязан по умолчанию, и шансов соскочить с выплаты долга у тебя нет, за забором лютуют банды. Два шага за КПП и тебя в лучшем случае убью, в худшем — сначала изнасилуют, потом убьют, еще раз изнасилуют и съедят. За забором ненавидят тебя просто за то, что ты человек из общины, эту мысль планомерно вбивают в голову, вживляют в подкорку ежедневными сводками новостей о нападениях, убийствах и зверствах. И вот тебе уже страшно покидать общину, не важно, что ты здесь подневольный, раб, обязанный вкалывать за еду. Твой мозг привыкает, психика включает защитный механизм, и община уже не кажется агрессором. Они тебя кормят, есть место, где можно поспать после трудового дня. И ты привыкаешь. Монотонная жизнь день за днем, подъем, завтрак, работа, обед, работа, ужин, несколько часов свободного времени и отбой. Уже появились друзья, знакомые, возможно, отношения. Ты пытаешься адаптироваться, подстроиться под режим. Безопасники общины уже и не такие злобные, да, иногда перегибают, но их можно понять, они каждый день защищают нас от этих мерзких банд, которые проникают в общину под видом простых людей, и хотят разрушить твою, пусть и такую жалкую, жизнь. Начинается стокгольмский синдром, от изначального неприятия ты приходишь к тому, что сам начинаешь оправдывать их действия, начинаешь верить всему, что говорят. И вот ты уже сам на очередной вечерней посиделке после ужина распинаешься в ненависти к террористам и готов идти их убивать. И только оказавшись лицом к лицу с этими «террористами» доходит осознание, что это простые люди, готовые встретить тебя гостеприимно, снова просыпается критическое мышление, и начинаешь понимать, что та картина мира, которую рисовали тебе в общинах, очень далека от реальности. Хочется найти правду, понять, что происходит на самом деле, докопаться до истины.

* * *

— Привет, ты как? — Стив пожал руку Князеву и похлопал по плечу. — Первый раз столько не виделись.

— Привет. И не говори, хоть отдохнули, а то три месяца каждый день глаза друг другу мозолили. — Князев осмотрел штаб «Истока»: уже ставший привычным гул десятков компьютеров, свет от мониторов, запах свежего кофе из кофемашины и уставшие лица товарищей.

— Я вот от вас вообще не устал, мне отдых не требуется. — Вставил свои пять копеек непривычно сосредоточенный Джавид, не отрывая взгляда от монитора.

— А ты там что засел? Очередной сериал себе на вечер высматриваешь? — Попытался подколоть Кочаряна Саша.

— Не ты один у нас занятой. — Никакого обычного приподнятого настроения, Джавид собран и сконцентрирован. — Надо полностью переработать всю логистику, нас теперь на тысячу больше. Работы — выше крыши. А кроме меня ее никто не сделает.

— Не доставай парня, Саш. — Заступился Борис. — Он пашет как Папа Карло. Без нехо нам бы тяжко пришлось, я вот в этом вообще не кумекаю. Управлять рейдами, снабжением кухни, службы АХО, строительства, обороны. И ведь все работает как часы. Помню, до эпидемии, кохда работал на строительстве крупных объектов, вечно лохистика косячила, поставки материалов задерживались, и мы стояли без работы по несколько дней. А там целый отдел задницы просиживал. Сейчас этим он один занимается, и ведь хорошо получается.

— Понял, понял. Я же просто шучу, что взъелись-то? — Князев вскинул руки ладонями вперед, словно защищаясь. — Пойду лучше кофе попью.

— Хоть немного передохнуть можно. — Прайс плюхнулся в излюбленное кресло. — Весь день у Лесного. У меня от обилия новой информации мозг просто взрывается. Потом еще здесь с этими проверками. Каждого прогони по базам и впиши. Хорошо хоть не один теперь этим занимаюсь, если бы было как с теми, с «Зари», с ума сошел бы. И Лесной… Тяжко с ним. Для него наличие у человека фотографической памяти — норма. Все должны усваивать информацию, так же как и он. Один раз сказал и достаточно. Если ты чего-то не понял или не запомнил, он смотрит на тебя таким взглядом, от которого под землю провалиться хочется. Я же не компьютер, не могу вот так сразу, за несколько дней, усвоить несколько профессий. Если я это вывезу, то буду считать себя «Газонокосильщиком»[1].

— За эти дни всем досталось. — Вздохнул Князев. — Но больше всех Миле. Она и сейчас занята. Надо же каждого осмотреть, проверить не сказалось ли на них действие «Бизэтки». Бедная. Который день на ногах и почти без сна. Вот это я понимаю, самоотдача. Рядом с ней и самому ныть не хочется, стыдно. Сидим тут, кофейничаем, а она там пашет. Вот только кое-кто отдыхает уже который день, аж морду набить ему охота.

— Сань не перегибай. Тимуру хреново. Ты представь, через что они с Марком прошли той ночью. У меня бы тоже крыша протекать начала. — Не отвлекаясь от работы, высказался Джавид.

— Не, ну день, максимум два, можно подепрессовать, но четыре дня запоя это уж слишком. У него тоже есть обязанности, и никто его работу за него делать не будет. Надо с этим заканчивать. Завтра займусь.

23.56 по московскому времени

База «Исток»

Вроде и обычный потолок, белый, матовый, только сейчас он сродни проекционному экрану. Стоит задержать на нем взгляд на секунду, как тени и блики света из окна складываются в ужасные картины. Сколько еще будут мерещиться трупы? Уже знает каждого в лицо. Память, как психически больной маньяк, запечатлела все лица с такой дотошностью, что можно посчитать сколько складок на лбу было у тела мужчины с оторванными ногами, возле раскуроченной взрывом входной двери. На каких зубах был кариес у совсем молодого парня, застывшего в немом крике на ступенях. Понять, сколько дней не брился тот здоровяк, с выпавшими из рассеченного живота кишками.

От выпитого алкоголя мир вкруг вертится барабаном стиральной машины, но даже выпивка уже не спасает. Воспоминания той ночи, назойливыми муравьями лезут из всех щелей, находят лазейки в броне опьянения. Их не прихлопнуть, не вытравить, никак не избавиться.

Тимур обхватил голову руками, помассировал пальцами кожу под волосами, надеясь добраться до мозга и стереть эти жуткие образы раз и навсегда. Не выходит. Они, как комары, кружатся вокруг и впиваются в сознание, зудя и раздражая. Сел на край кровати, оперевшись руками. Под левой почувствовал мокрое. Отдернул и тут же посмотрел на ладонь. В тусклом свете уличных фонарей, пробивающемся из окна, увидел собственные пальцы перепачканные багровым.

' Я поранился? Когда? Где? Откуда идет кровь?'

Подскочил с кровати, и, оступаясь и отпираясь на мебель руками, словно на корабле