один из этих. Власти Глазго завели дело, а родители отреклись от меня. Оранжевые пресвитериане, бедные как хрен собачий, которые винили в этом ирландцев. – Бен тряхнул головой и печально улыбнулся. – Нас было пятеро детей в трех комнатах, младенчики спали в ящиках, больше их некуда было положить. Как-то ночью моя сестра случайно задвинула ящик в стол, где спал мой братишка Тэм. Он едва не задохся и вырос слегка туповатым. Зато я был умным, и это не довело меня до добра. Год в исправилке и шесть ударов розгой.

Дэвид не знал, что сказать. Ему вспомнились шрамы на спине у Бена.

– Розги, – проговорил он вполголоса. – У моего отца были клиенты, которых приговаривали к ним. Отец говорил, что это варварское наказание.

– Когда говоришь, вроде ничего особенного: подумаешь – розга. Но когда тебя привяжут к распорке нагишом и принесут пук этих узловатых палок… Честное слово, я обделался. Впрочем, – добавил Бен, – это меня закалило, как они и обещали. – Он посмотрел Дэвиду в глаза. – А если хочешь сражаться за лучшее будущее, нужно быть твердым.

– Знаю. – Оба помолчали, потом Дэвид спросил: – Они не сказали, когда вернется Наталия?

– Ни шиша они мне не сказали. – Бен снова язвительно улыбнулся. – Так вы с ней были вместе, значит? Я видел, как вы оба сбегали по лестнице.

– Да, – тихо ответил Дэвид. – Да, были.

Бен пожал плечами:

– Я ничего против не имею, приятель. Я последний, кто станет осуждать. Наталия из крепкой породы. Я ею восхищаюсь. Ей доводилось исполнять опасные задания. Впрочем, я не шибко склонен к романтическим порывам.

Дэвид устало покачал головой:

– Я теперь и не знаю, остались ли у меня какие-нибудь порывы.

– Когда ты в бегах, всегда так. Нет пристанища, нет уверенности ни в чем, все чужие. Иногда ты льнешь к людям и получаешь удовольствие, если выпадает шанс. Не лучший способ жить.

– Да, это верно.

Бен пристально посмотрел на него:

– Вот почему я рад быть марксистом. У меня есть нечто большее, чем я сам, – правда, за которую можно держаться.

– По меньшей мере, вера.

– Если хочешь.

– Все, чего я хочу, – положить конец этому свинству, – сказал Дэвид.

– Разве не все мы этого хотим? – Бен встал. – Ладно, пойду отолью, а потом попробую поспать.

К Дэвиду сон больше не шел. В голове снова и снова прокручивались ужасные события дня. Лежавший в паре шагов от него Бен начал тихо похрапывать. Его признание оказалось полнейшей неожиданностью. «Ничто в этом мире не устроено так, как мне казалось, – думал Дэвид. – Ни одна из неопровержимых истин не является незыблемой».

Спустя какое-то время он в одних носках подошел к двери и тихонько приоткрыл ее. Снаружи, положив винтовку поперек колен, сидел в кресле молодой человек в вездесущем хаки с «Юнион Джеком» на груди и дремал. Он заморгал, выпрямился и посмотрел на Дэвида.

– Мне в туалет нужно, – негромко пояснил Дэвид.

Голова часового дернулась вправо.

– Вторая дверь по коридору.

– Спасибо.

Коридор выглядел современным, стены его были оштукатурены: вероятно, недавняя пристройка. Дэвид подошел к двери, указанной часовым. Уборную, казалось, тоже добавили недавно: то была комнатка без окон с унитазом и раковиной. Войдя, он услышал мужские голоса, раздававшиеся, похоже, снизу, у него под ногами. Дэвид опустился на колени, припал ухом к тому месту, где канализационная труба входила в стену, и понял, что может различить слова. Это было совещание, и происходило оно, вероятно, в соседней комнате. Слышались разные говоры, спор велся на повышенных тонах.

– Это становится слишком опасно. – Дэвид узнал голос капитана, доставившего их сюда. – Следует отменить операцию. Сообщим американцам, что это чересчур рискованно.

– Тогда как быть с Манкастером и остальными? – спросил некто с ливерпульским выговором.

– Я по-прежнему склонен считать, что нам следует вызнать секрет Манкастера ради нас самих. – Выговор представителя высшего класса. – Что бы там ни было, это знание может оказаться полезным. Если Германия рухнет и Британия обретет истинную независимость, нам предстоит начать создание собственного оружия.

– Не будьте чертовым идиотом, Брендан, – снова взял слово капитан. – Это определенно взбесит янки. А нам их помощь нужна как никогда.

– И что тогда с ними делать? Пристрелить?

– Эти люди рисковали жизнью, чтобы доставить Манкастера сюда. – Капитан возвысил голос. – Мы найдем им место в организации. Но Манкастер, учитывая его психическое состояние… Я не знаю.

– Если будет решено избавиться от него, почему бы сначала не выяснить, что ему известно? – огрызнулся тот, кого звали Брендан.

– Как вы вообще можете говорить так? – Это был ливерпулец. – Убить невинного человека?

– Потенциально опасного человека…

– Послушайте, – снова заговорил ливерпулец. – Немцам ничего не известно об эвакуации.

– А если мы продолжим операцию и их возьмут?

Послышался новый голос, холодный и спокойный:

– У них всех есть капсулы с ядом. Кроме Манкастера…

– Да, нам известны расклады. – Капитан говорил с намеком на усталость. – Мы ни о чем не договоримся. Окончательное решение не за нами. Совет завтра состоится в половине седьмого, поэтому я предлагаю пойти отдохнуть и тщательно обдумать основные варианты. С этим нужно определиться первым делом, так как в ближайшие несколько дней, с учетом сообщения о смерти Гитлера, нам придется принимать много решений.

До Дэвида донесся шум голосов, звук передвигаемых стульев, смех, стук двери. И больше ничего. Некоторое время он стоял рядом с унитазом, согнувшись, зажав рот кулаком, чтобы не закричать от ярости, едва сдерживая слезы. Он и его друзья – пешки, просто пешки. Потом пришла мысль: идет война, а они – солдаты, добровольцы. Они, но не Фрэнк.

В дверь резко постучали.

– С вами все в порядке? – громко спросил часовой.

Дэвид с трудом поднялся на ноги, подошел и отпер дверь. Караульный посмотрел на него сначала подозрительно, потом с сочувствием.

– Чтоб мне! Ну и видок у вас!

– Ага. Запор. Ничего не ел толком в последнее время.

Он вернулся в комнату. Бен и Фрэнк спали. Дэвид подумал, не разбудить ли Бена, чтобы рассказать ему о подслушанном, но Фрэнк тоже мог проснуться: кто знает, как он себя поведет. Лучше подождать до утра. Дэвид снова улегся на раскладушку. Его трясло от гнева. Он понимал, что уснуть теперь не удастся.

Около семи утра, если верить часам, Дэвид услышал, что по коридору за дверью ходят люди. Начинало светать, но в зашторенной наглухо комнате по-прежнему было темно. Фрэнк и Бен спали. Дэвид встал, потянулся и подошел к окну. Совет, которому предстояло решить их судьбу, наверное, уже начался. Он отодвинул тяжелую занавеску и выглянул наружу.

От красоты пейзажа, раскинувшегося за окном, у