Выбежали бабы на крик с водой и с тряпками.

— Отмывай, скобли! — командовал Аверьян.

Принялись скоблить и мыть, а деготь проник глубоко в дерево и не отмывается.

— Плюнь, не надо. Рушить забор придется. Председатель где? Такие безобразия допускает!

Аверьян выходил из себя, а народ обсуждал газету:

— Правда, что зря Аверьян землей владеет… и насчет лавки верно.

— Бога напрасно трогает.

— Может, и вправду нет его.

Пошла перебранка между мужиками, а ребята и молодежь радовались потихоньку:

— Все-таки ловко расписал… самый лучший забор выбрал.

— Другую у кого напишет, а?

— Знать, облюбовал уж.

— Ерошка сделал?

— Неизвестно, подписи не оставил. Да кому больше, до него ведь не было такого.

Аверьян привел Шумкова. Председатель покачал головой и улыбнулся.

— Тебе смешно, ты за него, за антихриста. А мне каково? — приступил Аверьян к Шумкову.

— Не шуми, Аверьян. Идите все на собрание.

— Здесь собрание, здесь!

— Тогда тише.

Замолкли.

— Видели, кто это сделал? — спросил Шумков.

— На Ерошку подозренье падает.

— Позвать его!

Пришел Ерошка.

— Ты это расписал?

— Я.

— Хват парень! Смелкач, — послышались одобрения.

— Антихрист ты! Писал бы себе на лбу и шлялся дураком! — наскочил на него Аверьян.

— Заставить Ерошку вымыть.

— Не буду… Здесь газета, если вы смоете, то будет самая наипервейшая контрреволюция.

— Нельзя заборы портить.

— Нечего им и зря стоять.

Долго волновались, под конец постановили, что на заборах писать запрещается.

— О землице поговорим, — начал один из мужиков.

— Чего о ней, дурак этот сбил тебя?

— Может, и дурак он, а написал умно. Передел надо, довольно пухнуть Аверьяну!

Слушал Ерошка галдеж о земле и радовался:

— Все-таки задело, горланят… Ладно, мы им подсыплем соли.

В тот же день Аверьян нанял плотников. Они столкнули забор и начали его перестругивать заново.

Ерошка подошел к ним и сказал:

— Молодец Аверьян, спасибо ему — выстружет забор, можно опять написать.

— Достукаешься ты, парень, до беды.

— Э, волков бояться…

— Другой раз тебе это не сойдет.

Позвал к себе Ерошку председатель Шумков:

— Парень, будь поосторожней. В первый раз ничего — сошло. Здорово задело, мы, пожалуй, скоро наберем голосов и передел земли сделаем. А в другой раз будь осторожней, народ здесь… не дрогнет рука… Я тебя буду застаивать, знай, что я за тебя.

— Вот и хорошо…

— Только об этом не трезвонь, то сладу не будет, мне нельзя рушить хорошие отношения. А ты действуй!

На том и условились.

Все хохловцы боялись за свои заборы, Аверьян не спал несколько ночей и караулил. Он съездил за Денежкин камень в завод и привез оттуда нового пса, а старого выгнал. Жене велел кормить собаку до отвала.

Не было для Ерошки теперь иного имени, как антихрист. Одни называли его так со злобой, другие с улыбкой. Многие радовались, что задели Аверьяна.

Особенно боялись за свои заборы в старообрядческом конце. Ведь коснись к забору Ерошка, и придется новый ставить, старый жечь — нельзя оставить с печатью антихриста.

А Ерошка бросил думать про заборы, он начал подбирать себе компанию ребят, которые сочувствовали ему. Антипка, Илюшка, сын того мужика, который заговорил о переделе, еще двое-трое.

Сходились ребята по ночам на сеновале то у Антипки, то у тетушки Серафимы. Говорил им Ерошка:

— Одному мне не раскачать деревню, а компанией мы много сделаем. Теперь мне опасно писать стенгазету, а вам можно, на вас никто не подумает.

И Ерошка каждому дал по записочке и сказал, что и на каком заборе писать.

— Я уйду в город, а вы без меня здесь орудуйте.

Ушел Ерошка в город, видели это все, видели его хохловские и в городе, уж никак не мог он выпустить второго номера газеты «Вгоняй революцию», а он появился на новеньком заборе у Марка, который считался у старообрядцев святым братцем.

В ту же ночь на Аверьяновом заборе появилась надпись:

«Товарищи, когда же будет передел земли? Пора! Давно пора!»

Был в Хохловке опять переполох, было общее собрание.

— Когда же конец этому? — кричали пострадавшие.

— Выгнать его надо.

— Кого?

— Ерошку.

— Не его это дело. Не мог он написать, Ерошка в городе.

— В городе?

— Да, видели там.

— Кто же тогда?

— Знать, есть помимо Ерошки.

— Он подговорил, не обошлось здесь без него.

— Это ведь неизвестно, — начал защищать Ерошку Шумков. — Парень в городе, сделали без него, ясно — не он.

— Ты, товарищ Шумков, покрываешь.

— Не покрываю ничуть, а зря винить и его не дам.

— Не ты ли уж написал про передел-то? — пристали к отцу Илюшки. — Ты его добиваешься.

— Ты видел меня? Не видал и молчи!

Так и не узнали, кто писал. А святой старец Марк сломал забор, свез в поле и сжег.

Вернулся из города Ерошка и порадовался:

— Одного забора нет, ладно, будем рушить другие.

Ерошка вернулся не с пустыми руками, привез много ярких больших плакатов. Заварил он клейстеру и пошел их наклеивать по заборам: к кооперативу, сельсовету, к лавке Аверьяна.

— Не