В 1980 году мне в руки попала хлопчатобумажная накидкаДейрдре, выброшенная за ненадобностью в мусорный ящик на заднем дворе особняка.Я увез ее в Лондон и передал в руки Лорен Грант, наиболее сильного психометриканашего ордена.

До того момента Лорен ничего не знала о Мэйфейрских ведьмах,однако в данных обстоятельствах телепатия могла сыграть определенную роль,поэтому я постарался максимально закрыть от нее собственный разум.

– Я вижу сияние счастья, – едва коснувшисьнакидки, сказала Лорен, – эта вещь принадлежала человеку безграничносчастливому. Женщине, живущей словно во сне. Она грезит о зеленых садах исумеречных небесах, она видит перед собой великолепные закаты. Ветви деревьевопускаются почти до земли. С одной из них свисают качели. Это девочка? Нет,подождите, это уже вполне взрослая женщина. Дует теплый ветерок. – Лоренпогладила пальцами материю и еще сильнее прижалась к ней щекой. – О да! Унее есть прекрасный любовник. Красавец в духе Стирфорта из «ДавидаКопперфильда». Он удивительно нежен, а когда его руки касаются этой женщины,она буквально льнет к нему и готова ради него на все. Но кто же она? Ей можнотолько позавидовать. На ее месте захотела бы оказаться любая женщина в мире.Хотя бы на несколько мгновений!

Действительно ли такова была подсознательная жизнь ДейрдреМэйфейр? К сожалению, узнать это от нее самой нам не суждено никогда.

Пожалуй, относительно одежды здесь уместно будет упомянутьодну деталь: что бы ни было надето на Дейрдре – ночная рубашка или накидка,начиная с 1976 года на ее шее неизменно сиял фамильный изумруд Мэйфейров.

Мне самому неоднократно удавалось видеть ее издали. До 1976года я успел побывать в Новом Орлеане трижды, а после возвращался в этот городмного раз, чтобы собрать как можно больше новой информации.

Часть времени я обязательно проводил на улицах Садовогоквартала и, конечно же, прогуливался мимо особняка Мэйфейров. Я побывал нацеремониях погребения мисс Белл, мисс Милли и мисс Нэнси, а также последнего изсыновей Кортланда – Пирса, скончавшегося от инфаркта в 1984 году.

На всех этих церемониях я сталкивался с Карлоттой Мэйфейр.Наши взгляды встречались. Трижды, проходя мимо, я вкладывал ей в руку своювизитную карточку. Она не сделала ни единой попытки встретиться со мной. Однаконе было больше с ее стороны и угроз – во всяком случае, явных.

Карлотта Мэйфейр уже очень стара. Волосы стали совершенноседыми, а худоба производит впечатление болезненной. Однако она по-прежнемуежедневно появляется в своей конторе. Ей давно уже не по силам подняться поступеням трамвая, поэтому приходится брать такси. В их доме на Первой улицеосталась лишь одна чернокожая служанка, если, конечно, не считать преданнойнянюшки Дейрдре.

В ходе каждого своего пребывания в Новом Орлеане я находилвсе новых и новых «свидетелей», готовых рассказать мне о «темноволосом мужчине»и загадочных событиях, происходивших в особняке Мэйфейров. Все рассказы звучалиочень похоже.

Хотя Дейрдре Мэйфейр еще жива, ее история на самом делепрактически окончена.

Пора перейти к детальному описанию жизни единственной дочерии наследницы Дейрдре Роуан Мэйфейр, которая ни разу не была в родном городе стого самого момента, когда через шесть часов после ее рождения реактивныйлайнер поднялся в воздух и увез девочку на противоположный край континента.

В настоящий момент попытку собрать воедино имеющиеся у насразрозненные данные следует, безусловно, считать преждевременной, однако таинформация, которой мы располагаем, уже позволяет с большой степеньюуверенности сделать весьма важный вывод: судя по всему, Роуан Мэйфейр, которойпрактически ничего не известно о ее настоящей семье, о ее исторических корнях итем более о полученном ею наследии, возможно, является наиболее сильной имогущественной из всех когда-либо существовавших Мэйфейрских ведьм.

После уличной жары прохлада оснащенного кондиционерамипомещения похоронной конторы «Лониган и сыновья» показалась ей особенноприятной. Однако уже через несколько мгновений она почувствовала, что вот-вотупадет в обморок – быть может, контраст между нестерпимой духотой и едва ли неледяными струями воздуха был слишком велик. Стоя в уголке, никем не замеченная,она дрожала как в лихорадке, и все происходящее вокруг казалось каким-тофантастическим сном.

Поначалу насыщенный теплом и влагой летний день не вызывал унее никаких неприятных ощущений. Первые признаки слабости и озноба появилисьименно в тот момент, когда она подошла к мрачному особняку, стоявшему напересечении Честнат-стрит и Первой улицы.

И вот теперь, в этом зале с задрапированными белым дамастомстенами, освещенном небольшими хрустальными люстрами и заполненном приглушеннымгулом голосов, она словно окончательно утратила чувство реальности ипогрузилась в таинственный сон… Окон в зале не было, однако, вполне возможно,они скрывались за драпировками.

С того места, где она стояла, невозможно было разглядеть,кто лежал внутри гроба, водруженного на высокий постамент возле дальней стенысоседнего зала. Видны были лишь отполированное дерево, серебряные ручки ипышная шелковая обивка откинутой крышки, но и их время от времени заслонялитолпящиеся повсюду незнакомые, хорошо одетые люди.

«Ты должна заглянуть в этот гроб, – говорила она себе,чувствуя, как непроизвольно сжимаются от напряжения мышцы лица и каменеет всетело. – Ты должна пересечь этот зал и пройти через следующий. В этом нетничего особенного. Посмотри. Все именно так и поступают…»

Да, действительно, посетители один за другим подходили кпостаменту, поднимались на возвышение и бросали прощальный взгляд на лежавшуювнутри гроба женщину.

Должен же кто-нибудь в конце концов обратить на нее вниманиеи поинтересоваться, кто она и что здесь делает. И тогда она вместо ответазадаст им свои вопросы: «Кто все эти люди? Почему они здесь? Знают ли они, ктотакая Роуан Мэйфейр?»

А пока ей оставалось только наблюдать… Мужчины в светлыхкостюмах, женщины в очаровательных платьях, некоторые даже в шляпках и перчатках…Человек двести, не меньше, всех возрастов… Как давно ей не приходилось видетьтуалеты таких ярких тонов, пышные юбки, туго стянутые ремешками в талии…

В толпе можно было видеть и совершенно лысых джентльменов вбелых льняных костюмах и с тросточками в руках, и юношей, явно чувствовавшихсебя неловко в тугих воротничках и галстуках, и множество ребятишек – отмладенцев, ползавших по ковру или сидевших на коленях у взрослых, доподростков, игравших рядом со старшими…