Она вдруг поймала на себе пристальный взгляд девочки летдвенадцати с рыжими, повязанными лентой волосами. Надо же! В Калифорнии ейникогда не доводилось видеть, чтобы девочки в таком возрасте – да и, если бытьоткровенной, в любом другом – носили ленты. Голову этой девчушки украшал огромныйатласный бант персикового цвета.

Все разодеты как на праздник, подумалось ей. И тон бесед,прямо сказать, весьма радостный. Такое впечатление, что все эти люди собралисьздесь на свадебную церемонию, хотя ей еще не приходилось бывать на такихмноголюдных свадьбах.

В какой-то момент толпа вдруг расступилась, и она увидела навозвышении худощавого пожилого человека невысокого роста, одетого в костюм излегкой полосатой ткани. Он долго стоял, пристально всматриваясь внутрь гроба,потом с трудом опустился возле него на колени. Как это Элли говорила? «Я хочу,чтобы перед моим гробом стояла обитая бархатом скамеечка»? До сих пор Роуанникогда в жизни не встречала людей в таких костюмах. Видела их только в кино –в старых, мрачно-зловещих черно-белых фильмах, где скрипели опахала, орали нажердочках попугаи и Хэмфри Богарт ссорился с Сидни Гринстрит.

То, что она видела перед собой сейчас, очень походило натакие фильмы – нет, не в смысле мрачной атмосферы, а в смысле отражениявремени. Она словно вновь очутилась в прошлом, в той эпохе, которая осталасьнавеки погребенной в земле Калифорнии, и, быть может, потому испытала вдругощущение внутреннего покоя – нечто схожее с тем, что испытал один из героев«Сумеречной зоны», когда, сойдя с поезда, неожиданно для себя оказался вмаленьком городке, где на дворе по-прежнему неторопливо текло девятнадцатоестолетие.

«У нас, в Новом Орлеане, похороны проводились по всемправилам, – вспомнились ей слова Элли. – Пожалуйста, пригласи моихдрузей…»

Однако скромная, почти аскетичная церемония похорон Элли неимела ничего общего с тем, что Роуан видела сейчас. Тогда, в Калифорнии, наслужбе присутствовали лишь несколько друзей Элли. Худые, загорелые, они сиделина самых краешках откидных стульев в церкви и казались растерянными и словнообиженными смертью приятельницы.

– Она ведь просила не присылать цветов, –оправдывались они перед Роуан.

– Да, но мне подумалось, что будет ужасно, если их небудет вообще, – отвечала она.

Крест из нержавеющей стали… Бессмысленные, бесполезные слова,произнесенные совершенно посторонним человеком…

А здесь… Здесь повсюду были цветы. Море цветов: великолепныерозы, яркие гладиолусы, лилии… И еще, и еще, и еще… Она даже не знала, как ониназываются. Капли воды, в которых, причудливо преломляясь, отражался свет,сияли на трепещущих лепестках и листьях. Между стульями, в нишах и в углахзалов на специальных проволочных треногах стояли огромные венки, украшенныебелыми лентами и бантами, на некоторых можно было прочесть написанное серебромимя: Дейрдре. Дейрдре…

И вдруг это имя – имя матери – запестрело везде. Куда бы онани взглянула, повсюду лишь Дейрдре, Дейрдре, Дейрдре… В то время как дамы вэлегантных нарядах пили белое вино из высоких бокалов, а девчушка с лентой вволосах все так же пристально разглядывала Роуан, в то время как монахиня втемном одеянии, белом головном уборе и черных чулках, склонив голову, слушаламужчину, который что-то шептал ей на ухо, и одновременно присматривала заокружившими ее маленькими девочками, во всех концах зала серебром звенелбезмолвный плач: Дейрдре, Дейрдре, Дейрдре…

А цветы все несли и несли – миниатюрные деревья изпроволоки, сплошь увитой папоротниками с искусно вплетенными среди них краснымирозами. Какой-то крупного сложения мужчина с пухлыми щеками поставил небольшой,но на редкость красивый букет почти возле самого гроба.

В воздухе витал потрясающий аромат. Элли всегда жаловалась,что в Калифорнии цветы не имеют запаха. А здесь, в небольших залах, все былобуквально пропитано им – словно смесью самых изысканных духов. Да, теперь Роуанпоняла, что имела в виду Элли. Здесь все было настоящим: и тепло, и влажность,и краски; здесь все становилось видимым и почти осязаемым.

Но на Роуан вдруг снова накатил приступ дурноты, а душный,густо насыщенный запахами воздух еще больше усиливал неприятные ощущения. Толпапрактически скрыла от нее стоящий в отдалении гроб. Ей вновь почему-товспомнился высокий и мрачный особняк, стоящий «на самой окраине набережной вцентральной части города», – именно так описал его служащий в отеле. Это,должно быть, именно тот дом, который по-прежнему снился Майклу. Если, конечно,их здесь не тысячи – с одинаковыми чугунными, украшенными розами оградами изарослями бугенвиллей, скрывающими об ветшавшие, блекло-серые стены. Господи,как же он красив, этот старый особняк!

«Дом моей матери? Мой дом? Ну где же Майкл?»

Внезапно толпа расступилась, и Роуан вновь увидела длиннуюстенку гроба. Ей показалось, или на фоне шелка перед глазами действительно намиг мелькнул профиль женщины, покоящейся внутри? Элли хоронили в закрытомгробу. А погребение Грэма свершилось вообще без официальной церемонии. Егодрузья просто собрались в одном из баров.

«Сейчас ты подойдешь к возвышению и поднимешься по ступенямк гробу, – мысленно приказывала себе Роуан. – Ты обязана это сделать.Разве не затем ты приехала сюда? Разве не ради того, чтобы бросить прощальныйвзгляд на свою мать, ты нарушила данное Элли обещание?… Неужели я не сплю?Неужели наяву вижу эту девочку в перетянутом по талии пояском платьице и белыхчулочках, обнимающую за плечи пожилую женщину?»

Ах, ну почему здесь нет Майкла? Это его мир. Если бы он былсейчас здесь и мог снять перчатку и прикоснуться к руке мертвой женщины… Но чтобы он увидел? Владельца похоронной конторы, впрыскивающего бальзамирующийраствор в вены покойницы? Или кровь, стекающую по специальному желобу под белымстолом для бальзамирования? Дейрдре… Имя, написанное серебром на ленте,украшающей ближайший к Роуан венок из хризантем. Дейрдре – на ленте, повязаннойна венке из роз, стоящем напротив…

«Ну же. Чего ты ждешь? – Роуан не могла заставить себясдвинуться с места. – Давай же, иди».

Она попятилась к двери и прислонилась к косяку.

Трое маленьких ребятишек подбежали к пожилой светловолосойженщине, и та, раскинув руки, обняла их всех разом. Малыши по очереди целовалиее в трясущиеся щеки, а женщина в ответ лишь молча кивала головой.

«Интересно, они тоже мои родственники?» – подумала Роуан.