Для меня было истинным потрясением узнать, что Дейрдренапрасно молила о помощи, в то время как я, проводя ночь за ночью без сна всвоей постели, только и делал, что искал хоть какой-нибудь способ связаться сней и оказать эту самую помощь. «Я должен помочь Дейрдре, – думал я тогда,тридцать лет тому назад. – Но как? Я не могу, не смею и не осмелюсь этосделать. И едва ли добьюсь успеха». Воспоминания буквально разрывали мнесердце.

А ведь действительно, несмотря на все свои старания, в товремя я вряд ли мог повлиять на ход событий. Если даже Корт-ланду не удалосьпредотвратить беду, разумнее всего предположить, что и мне было бы не по силамвоспрепятствовать жестокости. Однако в своих снах я видел, как увожу Дейрдре изособняка на Первой улице в Лондон, я видел ее рядом с собой, совершенноздоровую и счастливую.

В реальной жизни все произошло иначе.

В пять часов утра седьмого ноября 1959 года Дейрдре родиладочь, Роуан Мэйфейр, совершенно здоровую светловолосую девочку весом девятьфунтов и восемь унций[30]. Когда через несколько часов после родов Дейрдреочнулась от общего наркоза, возле ее кровати стояли Элли Мэйфейр, отец Лаффертии Карлотта Мэйфейр. Кроме них в палате находились две сестры милосердия,которые впоследствии и рассказали сестре Бриджет-Мэри обо всем, что тампроизошло.

Отец Лафферти держал на руках малышку. Он сообщил Дейрдре,что окрестил ее дочь в часовне благотворительной лечебницы, и показалдокументы, подтверждающие его слова.

– А теперь, Дейрдре, – добавил отецЛафферти, – поцелуй Роуан и передай ее Элли. Они уже готовы к отъезду.

Дейрдре сделала все, как было велено, но прежде потребовала,чтобы ее дочь носила фамилию Мэйфейр. Ее заверили, что условие будет выполнено.Обливаясь слезами, она поцеловала девочку и передала ее в руки Элли, а потомуткнулась лицом в подушку и отчаянно разрыдалась.

– Ей лучше побыть одной, – сказал отец Лафферти.

Более чем десятилетие спустя сестра Бриджет-Мэри объяснила,почему дочь Дейрдре назвали именно так – Роуан[31].

– Крестной матерью малышки была Карлотта, а крестнымотцом, кажется, кто-то из свободных в тот момент от дежурства докторов. Они такторопились совершить обряд, что не стали тратить время на поиски кого-либоболее подходящего. Карлотта заявила отцу Лафферти, что ребенку следует дать имяРоуан. Он очень удивился и возразил, что это не христианское имя, что онозвучит скорее как языческое.

А она высокомерно так, знаете, как только умела говоритьКарлотта Мэйфейр, ответила: «Разве вам, отец Лафферти, не известно, что рябиназащищает дом от ведьм и ограждает его от всякого зла? В Ирландии нет дажебеднейшей хижины, где хозяйка не повесила бы над входом ветку рябины, дабыуберечь свою семью от колдовских чар. Так повелось еще со времен раннегохристианства. Девочка будет зваться Роуан – это мое окончательное решение».Элли стояла рядом и только молча кивала головой – она никогда открыто невысказывала собственное мнение.

– Это правда? – спросил я. – В Ирландиидействительно подвешивают над дверью ветки рябины?

– Да, – печально кивнула сестра Бриджет-Мэри. –Только едва ли от этого есть хоть какая-то польза.

Кто же настоящий отец Роуан Мэйфейр?

Исследование, проведенное в больнице, показало, что группакрови девочки соответствует группе крови Кортланда Мэйфейра, умершего менее чемза месяц до ее рождения. Позволю себе напомнить, что Кортланд, вполне вероятно,приходился отцом и Стелле Мэйфейр, а данные, сравнительно недавно полученные изклиники Бельвю, позволяют с большой степенью уверенности утверждать, что егодочерью была и Анта.

Еще находясь в стенах благотворительной лечебницы послерождения Роуан, Дейрдре окончательно «лишилась разума». Она часами рыдала впустой палате, время от времени выкрикивая одно и то же:

– Ты убил его!!!

Те же слова она повторила и в часовне во время мессы:

– Ты убил его! Ты оставил меня одну, со всех сторонокруженную врагами! Ты предал меня!

Ее буквально силой вывели из часовни и поспешили отправить впсихиатрическую лечебницу Святой Анны. К концу месяца Дейрдре впала в состояниеполного ступора.

Сестра Бриджет-Мэри и по сей день уверена, что Дейрдреобращалась с этими упреками к своему невидимому любовнику:

– Разве вы не поняли? Это его, своегодьявола-любовника, она обвиняла в смерти преподавателя из колледжа и проклиналаза то, что он избавился от соперника, ибо хотел, чтобы Дейрдре принадлежалатолько ему одному – демону, который бродит по ночам здесь, в Новом Орлеане, поулицам Садового квартала.

Согласитесь, объяснение весьма красноречивое, однако оноедва ли могло соответствовать действительности, если учесть, что никакого«преподавателя из колледжа» не существовало. Но что же – или кого – имела ввиду Дейрдре? Неужели это Лэшер столкнул Кортланда с лестницы или напугал еготак сильно, что тот упал сам? А если да, то почему?

Фактически на этом и закончилась жизнь Дейрдре Мэйфейр. Втечение следующих семнадцати лет ее перевозили из одной психиатрической клиникив другую, везде держали взаперти, подвергали бесчисленным процедурам,электрошоковой терапии и пичкали несметным количеством самых разных лекарств.Иногда на очень короткое время она возвращалась домой, но это был уже толькопризрак той девушки, которую я когда-то знал…

Наконец, в 1976 году Дейрдре – измученную, постояннонапряженную, лишенную памяти бессловесную калеку с широко раскрытыми глазами –в очередной раз привезли на Первую улицу, и с тех пор она не покидала особняк.

Специально для нее боковую террасу нижнего этажа затянулисеткой от москитов. Год за годом независимо от погоды бедняжку ежедневновыводили туда и усаживали в кресло-качалку. Так она проводила многие часы –застыв без движения вполоборота к видневшейся за деревьями улице.

– Она не способна вспомнить даже то, что произошловсего лишь минуту назад, – пояснял один из наблюдавших ее докторов. –Живет только сиюминутными ощущениями. Нормальному человеку это труднопредставить. Грубо говоря, разум у нее отсутствует вовсе.