своим правилам. Конечно, очень специфическая и тяжёлая для городского обывателя, но в ней есть и много хорошего. И Бог там какой-то свой, особенный. И Матушка Заступница – Пресвятая Богородица. И вообще... Папа, как ты отнесёшься, если я крещусь? Джордж тогда усмехнулся – это тебе надо с папой Давидом решать. Я-то сам крещёный, а вот еврей Мазалецкий – он, кажется, с каждым годом всё чаще ходит в питерскую синагогу. Но если ты хочешь – обратись хотя бы к отцу Феогносту; он плохого не посоветует. Нет, папа, я имела в виду – креститься в Нордландской православной церкви. Хотя папа Давид… это да. Стефани тогда вздохнула, и больше они о крещении не говорили. По крайней мере, до сего времени.

Сегодня тётя Ева показала племяннице тот участок монастыря, куда гостей не допускали. Особо выгороженное пространство прямо за покоями матушки игуменьи. Крохотный пятачок земли, а на нём – покаянный крест и три холмика земли. Марк Лиандер, Гертруда Лиандер и Джозеф Лиандер.

Проговорив всё это, дочь отвела взгляд. Джордж улыбнулся и потрепал её по щеке – не надо бояться, я в курсе. Неужели ты думаешь, что в своё время мне не сообщили о запросах из Кириллова монастыря в минюст? Игуменья просила помочь найти место захоронения гражданина Лиандра М. Ф., расстрелянного в 1985 году за хищения социалистической собственности в особо крупных размерах. В соответствии с законом, тела казнённых выдаче родственникам для захоронения не подлежали. Поэтому – да, дочь, я сам, лично, дал словесное указание – помочь найти тело. Я не воюю с мёртвыми, Стефани. Если твоей тёте зачем-то понадобилось это семейное кладбище прямо у себя под окнами – то пусть будет.

– Пап, я за них помолилась! – совсем тихим голосом сообщила Стефани. Как будто в преступлении сознавалась.

И вот после этого – воспоминание. Нечего Иуде на Голгофе делать!

– Пап?..

Всё, возвращайся в реальность. Ты сидишь у себя дома, а рядом с тобой – дочь, которая опасается, что ты сейчас обидишься.

– Помолилась – и умница! – он улыбнулся девушке.

– А ты не против, если я закажу по ним заупокойную? У нас, здесь?

– Заупокойную – по трём атеистам из актива КПСС? Хотя… в Нордландской церкви и не таких отпевали. Но вообще – проконсультируйся лучше с отцом Феогностом. Я в этих делах мало что понимаю. Знаю только, что личную молитву, от себя, можно возносить за кого угодно, хоть за идейного сатаниста. А церковная служба… впрочем, тебе, если попросишь, вряд ли откажут. Особенно наши наследнички Святейшего Синода.

– Понимаешь, пап... Я не знаю, как это объяснить. Но мне кажется, что своей смертью они многое искупили. И, наверное, можно за них помолиться. Особенно за бабушку…

Джордж всё понял. Встал из-за стола, подошёл к Чёрному Георгию, отодвинул икону и открыл сейф. Порылся там и извлёк пухлую папку. Полистал, нашёл нужные страницы. Подошёл обратно к столу, взял бритву для резки бумаг и вырезал некоторые листы. Протянул дочери.

– Папа, что это? Что ты делаешь? – опешила девушка. – Это, наверное, какой-то важный документ? Зачем ты его?..

– Это – моё уголовное дело 1982 года. Я там помню каждую строчку, так что мне эти листочки... Тебе они сейчас нужнее, Стефани. Это – всё, что я думаю о твоей бабушке Гертруде. Ты имеешь полное право на другое мнение, но... В общем, давай закроем этот вопрос. Если тебе требуется какое-то моё разрешение – то я тебе его даю. Ты можешь сколько угодно ездить к ним на могилки в Кириллов монастырь, заказывать любые заупокойные и молиться за них. Ничего не имею против.

Он засунул папку обратно в сейф. Стефани разглядывала листки.

Три листочка, исписанных ровным канцелярским почерком от руки. Протокол допроса свидетельницы Гертруды Феликсовны Лиандер. Она подтвердила всё. Да, я давно замечала за моим сыном Лиандром Д. М. антисоветские настроения. Также он всегда хотел жить лучше, чем люди вокруг, любил предметы роскоши, особенно модную западную одежду. Отношения в семье были напряжённые, он уехал в неизвестном направлении сразу после окончания школы и получения аттестата. Где находится сейчас и чем занимается – не знаю. И ниже, кривым каким-то почерком, другими чернилами: «С моих слов записано верно. Мною прочитано. Г. Лиандер».

Стефани протянула листки обратно.

– Оставь у себя, дочка. Я и так их помню. Всё, что там написано.

…Агран только бровью повёл – и секретарь исчез, понимающе кивнув. Шеф занят, ни с кем не соединять.

– Стефани? Проходи, проходи. Чем обязан? Почаёвничаем?

Руководитель Службы безопасности президента усадил гостью в кресло напротив и лично занялся чаем.

– Дядя Рудольф, помогите!

– Всем, чем смогу – обязательно! Что у тебя приключилось?

– Вот. И вот.

Гостья положила перед ним на стол две тоненькие папочки.

– Эти документы мне отдал папа два месяца назад. Эти – дала тётя Ева, вы потом верните, пожалуйста.

Взглянув на бумаги, Жмеровский только присвистнул. Документы от тёти Евы – так, чушь. Какие-то стародавние анкеты, которые Гертруда Лиандер заполняла при перерегистрации партийного билета. Заполнить обязательно своей рукой: ФИО, время и место рождения, образование, время вступления в комсомол и в

КПСС... Число, личная подпись. А вот то, что дал папа… – Стефани, он тебе сам это дал?

– Сам, лично. Вырезал из дела и отдал. Говорит – тебе они теперь нужнее.

– Ну, допустим... А зачем они тебе вдруг понадобились?

Листки допроса Гертруды Лиандер по делу её младшего сына. О праве не свидетельствовать против близкого родственника – предупреждена. Даю согласие на дачу показаний. В этом месте – отдельная подпись допрошенной.

– Дядя Рудольф, я даже не знаю, как вам объяснить... Вот эти бумаги – их словно писали разные люди. Почерк какой-то совершенно другой. Я вижу, что анкета – 1977 года, а протокол – 1982го, но… не меняется же почерк так сильно за пять лет? Вот я и хочу понять. У вас ведь есть эксперты по почерку? Помогите!

– Тебе требуется официальное заключение графолога? А на какой предмет? Если я отдам на