– То есть обосновывать, что вы заслуживаете помилования, вы доверили товарищу полковнику? – усмехнулся гость.

– Он справедливый начальник колонии, Алексей Рудольфович. Если у меня были какие-нибудь заслуги – он наверняка их отметил в своей характеристике.

– А вы в вашем прошении постеснялись сделать это? Почему?

– Я никогда не писала прошений о помиловании. Не знала, что надо в них писать о своих заслугах.

– Нет типовой формы прошения о помиловании. Каждый пишет его так, как считает нужным. Это, кстати, очень помогает раскрыть личность просящего. Вы написали какой-то рапорт младшего инспектора службы по делам несовершеннолетних.

– Я по-другому не умею, Алексей Рудольфович. Вы же наверняка знаете, за что я здесь оказалась. Когда-то я действительно была инспектором в службе опеки и попечительства.

Она, похоже, совсем растерялась – чего хочет от неё этот человек? Но надо молчать и отвечать на его вопросы – это какой-то очень важный человек, которого боится даже начальник колонии.

– Когда я писала прошение, Алексей Рудольфович, я... Не знаю, как точно сказать. Я хотела попросить прощения у Джорджа Джорджиевича.

– А вы успели его чем-то обидеть?

Арестантка вздрогнула. Но тут же опустила глаза и тихо произнесла положенную формальность.

– Вы не так поняли, Алексей Рудольфович. Джордж Джорджиевич – президент нашей страны. Он имеет право помиловать человека, сидящего в тюрьме. Я просила у него прощения как у президента. Но, видимо, написала плохо, и он меня не простил.

– Нет!

Стефани, сидевшая в кресле за спиной младшего Жмеровского, больше не смогла молчать. Крикнула «нет!» и вскочила со своего сиденья. Чем огорошила всех присутствовавших в кабинете.

– Нет! Элина, он вас помиловал! Я привезла вам указ об освобождении!

Арестантка взглянула на девушку, выскочившую из-за спины таинственного Алексея Рудольфовича, и смогла произнести только одно слово:

– Стефани?

После чего пошатнулась, ухватилась за стенку кабинета и начала тихо сползать по ней на пол.

– Ну помогите же ей! – это дочь президента крикнула уже всем и сразу: начальнику колонии, Алексею Рудольфовичу, присутствовавшим при разговоре сотрудникам СБП. И первой бросилась к арестантке.

Да уж. Картина маслом «Не ждали». Что делать, если арестантка попробует кинуться в сторону дочери президента, знали все присутствующие, в особенности – доставивший Элину сюда тюремный конвоир. А вот что делать, если наоборот?

– Ну что вы стоите?! – ещё громче крикнула девушка. – Ей же плохо! Сделайте что-нибудь! Элина, да, это я! Стефани. Папа подписал указ о вашем помиловании. Я увезу вас отсюда.

Хватило нескольких мгновений. Арестантку положили на какой-то диванчик в углу, над ней хлопотал тюремный врач. Стефани стояла рядом. Алексей Рудольфович, порывшись в папке, которую до этого держал в руках, вытащил и протянул начальнику колонии документ.

– Господин Президент Северной Федерации Джордж Джорджиевич Лиандер рассмотрел прошение арестантки Грай о помиловании и приложенную к нему характеристику за вашей подписью. И нашёл возможным помиловать арестантку Грай, руководствуясь принципами гуманизма и соразмерности наказания совершённому преступлению. Я передаю вам соответствующий указ господина президента за его личной подписью. Зарегистрируйте и исполняйте, полковник.

Начальник колонии взял бумагу. Да, всё верно. Гербовый лист. Гербовая печать Администрации Президента. Две подписи: аккуратненькая закорючка руководителя администрации и кривоватое фиолетовыми чернилами: «Д. Лиандер».

– А почему лично, а не с фельдъегерем? – полковник тоже был несколько ошарашен всем происходящим, так что не удержался – брякнул дурацкий вопрос.

– Вас что-то не устраивает?

– Нет-нет, что вы, Алексей Рудольфович! Извините меня. Это я так, от неожиданности.

– Это ничего. Не вы один! – суровый посланник из Мошковца соизволили улыбнуться и посмотреть в сторону арестантки. Ничего особенного. Небольшое нервное потрясение. Пройдёт. Элина Грай сидела на диванчике, а рядом... Рядом сидела Стефани Джорджиевна и держала её за руку. При полном обалдении охранников – и тюремного, и тех, которые из СБП. Не оттаскивать же от зечки дочь Самого.

– Элина, это не сон! Я привезла указ о вашем помиловании.

Уже сегодня вы будете на свободе…

– Гм… – услышав последнюю реплику, начальник колонии поперхнулся. – Уважаемая Стефани Джорджиевна, у нас порядок... Нельзя вот прямо так взять и отпустить арестантку. Есть порядок освобождения. По закону процедура может занимать до четырнадцати дней.

От последующего вздрогнул даже младший Жмеровский. Девочка 15 лет от роду, которая ёжилась даже при виде серых тюремных зданий и заборов с колючей проволокой, решительно встала с дивана и посмотрела на товарища полковника. Ровно тем же взглядом, каким её папа смотрел на подчинённых на заседаниях. Суровый начальник при большой должности. Карать и миловать своих холопей мы вольны. Показала на гербовый лист, лежавший на столе полковника.

– Там ясно сказано – вступает в силу с момента подписания. Подпись есть. Или вы считаете, что подпись фальшивая? На что вам 14 дней?

– Слушаюсь…

– Стефани! Прости меня… прости, пожалуйста!

Арестантка, кажется, наконец-то поняла, что всё происходящее – не сон. И что та девочка, которую она когда-то тяжко обидела, даже не придав этому значения, приехала её освободить.

Поэтому сейчас кинулась и поцеловала ей руку.

– Элина, зачем вы так? Не надо! – Стефани смутилась.

Охранники подхватили арестантку под руки, намереваясь оттащить от дочери Первого Лица, но всех остановил Алексей Рудольфович.

– Элина, она вас уже простила. Идите вещи собирать.

И короткий жест охране – уведите! И в сторону товарища полковника – давайте, уважаемый, и в самом деле – подавайте обед. – А сейчас вы её куда?

То ли товарищ полковник ну очень хотел угодить высоким гостям, то ли все дико проголодались, но обед у начальника колонии показался таким же, как в лучших ресторанах Мошковца. Полный стол, три перемены блюд, местные напитки. Для полного счастья, господин Жмеровский оказался вполне лоялен по части чего покрепче; с большим удовольствием попробовал три вида настоек на местных травах; любезно согласился принять по бутылочке в подарок господину президенту и многоуважаемому Рудольфу