уверенности нет, – возразил Кольберг. – Мы не можем держать весь район закрытым так долго, как нам заблагорассудится. А если он выбрался за пределы «Скансена»…

– Он не мог отсюда выбраться. Будь у него автомобиль, возможно, но это вряд ли.

– Почему? Он преспокойно мог украсть автомобиль, – бросил Кольберг.

В рации захрипело и раздался чей-то голос. Мартин Бек нажал на кнопку и отозвался.

– На связи автомобиль девяносто семь, девять семь. Мы нашли его. Приезжайте сюда.

– Где вы? – спросил Мартин Бек.

– Возле Епископского мыса. Напротив яхт-клуба.

– Мы едем, – сказал Мартин Бек.

До места они доехали за три минуты. Туда уже прибыли три патрульных автомобиля и один патрульный мотоцикл, а на дороге были другие полицейские в форме и в штатском. Мужчина стоял между автомобилями в окружении патрульных. Патрульный мотоциклист в кожаной куртке держал его за руку, завернутую за спину.

Мужчина был худощавый, чуть ниже Мартина Бека. У него был большой нос, голубые глаза, зачесанные назад волосы песочного цвета, редкие на темени. На нем были коричневые брюки, белая рубашка с расстегнутым воротом и темно-коричневый пиджак. Когда Мартин Бек и Кольберг подошли к нему, он сказал:

– Послушайте, что все это значит?

– Как вас зовут? – спросил Мартин Бек…

– Фристедт. Вильгельм Фристедт.

– Вы можете показать удостоверение личности?

– Нет, я забыл водительские права, они у меня в другом пиджаке.

– Где вы были последние четырнадцать дней? – спросил Мартин Бек.

– Нигде. То есть дома. На Бондегатан. Я был болен.

– Дома, естественно, вы были один, да?

Это спросил Кольберг. Он говорил саркастическим тоном.

– Да, – сказал мужчина.

– Ваша фамилия Франссон, да? – дружеским тоном спросил Мартин Бек.

– Нет. Моя фамилия Фристедт, – ответил мужчина. – Неужели вы должны так выкручивать мне руку? Мне больно.

Мартин Бек кивнул полицейскому в кожаной куртке.

– Хорошо. Садитесь в автомобиль.

Они с Кольбергом отошли в сторонку, и Мартин Бек спросил:

– Как по-твоему? Это он?

Кольберг почесал голову.

– Не знаю. У него вполне нормальный и приличный вид. Что-то тут не так. Но по описанию он похож, да и удостоверение личности предъявить не может. Нет, не знаю.

Мартин Бек подошел к автомобилю и открыл заднюю дверцу.

– Что вы делаете на Юргордене? – спросил он.

– Ничего. Пришел погулять. Что все это значит?

– И удостоверение личности вы предъявить не можете?

– К сожалению, нет.

– Где вы живете?

– На Бондегатан. А почему вы меня расспрашиваете?

– Что вы делали во вторник?

– Позавчера? Был дома. Я болел. Сегодня впервые за четырнадцать дней вышел на улицу.

– Кто может это подтвердить? – спросил Мартин Бек. – У вас был кто-нибудь, когда вы болели?

– Нет. Я был один.

Мартин Бек забарабанил пальцами по крыше автомобиля и посмотрел на Кольберга. Кольберг открыл дверцу с противоположной стороны и заглянул в автомобиль.

– Можно поинтересоваться, что вы говорили около получаса назад у Виллы Грёндаль?

– Простите?

– Сегодня вы стояли у Виллы Грёндаль и что-то говорили.

– Ах да, – улыбнулся мужчина и продекламировал: – «Я как больная липа, что сохнет с первых вёсен. Разбрасываю листья, что ветер с веток сносит»[132]. Вы это имели в виду?

Полицейский в кожаной куртке, открыв рот, глазел на мужчину.

– Фрёдинг, – сказал Кольберг.

– Да, – кивнул мужчина. – Он умер на Вилле Грёндаль. Он вовсе не был старым, но страдал психическим заболеванием.

– Кто вы по профессии? – спросил Мартин Бек.

– Я мясник, – ответил мужчина.

Мартин Бек выпрямился и посмотрел поверх крыши автомобиля на Кольберга. Тот пожал плечами. Мартин Бек закурил и сделал глубокую затяжку. Потом наклонился и снова посмотрел на мужчину.

– Ну хорошо, – сказал он. – Начнем с самого начала. Как вас зовут?

Солнце раскалило крышу автомобиля. Мужчина на заднем сиденье вытер пот со лба и сказал:

– Вильгельм Фристедт.

30

Мартина Бека со стороны можно было принять за неотесанного провинциала, который с легкостью позволит себя одурачить, а Кольберга – за убийцу-эротомана. Рённу можно было приклеить фальшивые усы и бороду и внушить кому-нибудь, что это Санта-Клаус; какой-нибудь путающийся свидетель мог бы даже утверждать, что Гунвальд Ларссон – негр. Несомненно, можно было бы переодеть полицейского начальника дорожным рабочим, а шефа государственной полиции – пнем. Очевидно, даже удалось бы внушить кому-нибудь, что министр внутренних дел – самый обыкновенный патрульный. Так же как японцы во время Второй мировой войны или как какие-нибудь одержимые фотографы, человек мог бы замаскироваться под куст и утверждать, что его никто не узнает. Людям можно внушать практически все, что угодно.

Однако ничто на всем белом свете не смогло бы никого заставить спутать с чем-то или с кем-то Кристианссона и Кванта.

Кристианссон и Квант были в фуражках, кожаных куртках с золотистыми пуговицами и в портупеях, а на поясе у них болтались пистолет и дубинка. Они были одеты чуточку теплее, чем нужно, однако как только температура опускалась ниже двадцати градусов, им сразу становилось холодно.

Оба были из провинции Сконе на юге Швеции.

У обоих был рост метр восемьдесят шесть сантиметров и голубые глаза. Оба были широкоплечие и светловолосые и весили больше девяноста килограммов. Они ехали в черном «плимуте» с белыми крыльями. Автомобиль был оборудован фароискателем, а на крыше установлена предупредительная оранжевая мигалка и два красных фонаря. Кроме того, в четырех разных местах автомобиля было написано большими печатными буквами слово «ПОЛИЦИЯ» – на обеих передних дверцах, на капоте и на багажнике.

Кристианссон и Квант были экипажем патрульного радиофицированного автомобиля.

До того как поступить в полицию, оба служили сержантами-сверхсрочниками в сконском пехотном полку в Истаде.

Оба были женаты, и у каждого было двое детей.

Они давно работали вместе и знали друг друга так хорошо, как только могут знать друг друга двое мужчин в полицейском патрульном автомобиле. По службе они перемещались одновременно и в любой другой компании, кроме собственной, чувствовали себя не в своей тарелке.

И тем не менее оба они были совершенно разными и оба действовали друг другу на нервы. Кристианссон был тихий флегматик, Квант – демонстративный скандалист. Кристианссон никогда не говорил о своей жене, Квант не говорил почти ни о чем, кроме как о своей жене. Кристианссон уже знал о ней все, не только то, что она говорит или делает, но и был подробно информирован о всех самых интимных особенностях ее поведения и о каждом родимом пятнышке на ее теле.

Все сходились во мнении, что они прекрасно дополняют друг друга.

Они уже задержали множество воришек, увезли тысячи пьянчуг и уладили сотни домашних скандалов. Кроме того, Квант сам спровоцировал достаточное количество скандалов, так как исходил из убеждения, что люди