всеобщее возмущение. Комиссия Аграната представила правительству 2 апреля (и опубликовала на следующий день) “промежуточный” отчет по следующим вопросам: (1) сбор и оценка разведывательной информации в предвоенный период, (2) дислокация вооруженных сил по состоянию на час “Ч”, то есть на четырнадцать часов 6 октября. Остальные вопросы, связанные с оценкой как общей степени подготовленности вооруженных сил к войне, так и действий армии до того момента, когда наступление противника было остановлено, предполагалось осветить позже, в заключительном отчете. Полный текст отчета был опубликован в январе 1975 г., но к тому времени настроение общества уже не было таким напряженным, и заключительный отчет имел значительно меньшую политическую значимость. А вот промежуточный отчет произвел впечатление разорвавшейся бомбы.

Члены комиссии Аграната пришли к выводу, что информация, которой располагали Вооруженные силы Израиля, была более чем достаточной для того, чтобы осознать наличие у Сирии и Египта намерений начать военные действия против Израиля, однако лишь утром 6 октября руководитель военной разведки сообщил о готовящемся начале военных действий противника — причем назвал в качестве часа “Ч” не четырнадцать, а восемнадцать часов. Такая ошибочная интерпретация фактов объяснялась, по мнению членов комиссии Аграната, упрямой и доктринерской приверженностью “концепции”, согласно которой египетские ВВС не в состоянии обеспечить стране ведение полномасштабной войны, а Сирия не начнет военные действия в одиночку, без Египта. Даже утром 5 октября израильская разведка заверяла Генштаб, что вероятность начала военных действий — “ниже минимального уровня”. В этой связи комиссия рекомендовала сместить с занимаемых должностей генерала Зейру, руководителя военной разведки, и всех троих его заместителей (рекомендации были приняты к сведению и немедленно претворены в жизнь). Комиссия также отметила следующие ошибки: в стране не существовало плана оборонительных действий на случай внезапного нападения противника; частичную мобилизацию следовало объявить как минимум за неделю до 6 октября; танковые войска не были должным образом развернуты даже после объявления тревоги утром 6 октября. Сочтя начальника Генерального штаба Элазара лично ответственным за первые две ошибки, комиссия с прискорбием рекомендовала сместить его с этой должности, а также отстранить от должности генерала Гонена, командующего Южным фронтом, который не отдал приказа о развертывании танковых частей.

Что же касается вопроса личной ответственности на правительственном уровне, то здесь выводы комиссии не были столь решительными. В отчете было высказано мнение только относительно прямой ответственности Голды Меир и Моше Даяна за их действия. “Мы не считаем, что в наши задачи входило выражение мнения относительно ответственности на уровне кнесета”, — гласил отчет. С учетом своей ограниченной сферы компетенции, члены комиссии во главе с Агранатом отказались не только рассуждать, но даже строить предположения по вопросу, требующему особой осмотрительности: “Не могли ли профессиональные качества или личный опыт одного из министров — а именно Моше Даяна, министра обороны, который располагал соответствующей квалификацией и опытом в силу того обстоятельства, что в свое время он сам занимал пост начальника Генерального штаба… привести данного министра к выводам… противоположным тем, что были единодушно представлены ему” военными экспертами? Заявив, что этот вопрос “выходит за рамки настоящего расследования”, комиссия просто указала: “С учетом критериев разумного поведения… министр обороны не был обязан принимать дополнительные меры предосторожности сверх тех, что были рекомендованы ему Генеральным штабом…” Не были также высказаны обвинения и в адрес лично Голды Меир, хотя и прозвучал упрек относительно того, что на чрезвычайном заседании кабинета министров 3 октября она ограничилась обсуждением итогов своей встречи с канцлером Австрии Крайским и не рассмотрела вопрос о сосредоточении арабских вооруженных сил у границ страны.

После того как отчет комиссии Аграната был 2 апреля представлен на рассмотрение правительства, начальник Генштаба Элазар официально объявил о своей отставке. Однако в ходе заседания правительства в полном составе, с участием также и Даяна, Элазар высказался в том смысле, что с ним обошлись несправедливо, и дал понять, что министр обороны должен как минимум разделить с ним ответственность за все, происходившее накануне войны. Один из членов кабинета заметил впоследствии не без горечи, что Даян всегда был готов разделить успех, как в 1967 г., но не признать свою ответственность в случае неудачи. Начиная буквально со следующего дня все слышнее становились критические голоса в прессе и в народе. Особенное возмущение вызывало то обстоятельство, что наказанию подверглись профессиональные военные, тогда как с Даяна сняли ответственность за состояние вооруженных сил, хотя именно это и входило в сферу его компетенции. Уже стали всеобщим достоянием разговоры о том, что у министра обороны не выдержали нервы в ходе военных действий (хотя в отчете об этом напрямую не говорилось). И вот после 3 апреля эти народные настроения нашли свое отражение в том, что демобилизованные солдаты начали организовывать публичные выступления, призывая Даяна уйти в отставку; аналогичные призывы слышались и в рядах Партии труда. Даже орган Гистадрута, газета Давор, обвинила комиссию Аграната в том, что она оказалась не в состоянии проявить равное беспристрастие по отношению к Даяну и Элазару. Студенты, представители академических кругов, писатели и творческая интеллигенция выступали на страницах газет, призывая к отставке Даяна. Ликуд тем временем потребовал созыва внеочередного заседания кнесета для рассмотрения вопроса о вотуме недоверия правительству.

В ожидании этого заседания, назначенного на 11 апреля, напряженность отношений в самой Израильской партии труда достигла высшей точки. Дело в том, что вот уже на протяжении нескольких лет, еще до того, как разразился данный кризис, ситуация в лагере социалистов определялась во все большей степени борьбой между Рафи и Ахдут га-авода за наследие партии Мапай. Это соперничество не прекратилось и после того, как Рафи и Ахдут га-авода объединились в Израильскую партию труда. Все громче высказывалось мнение членов партии, и в первую очередь сторонников министра обороны, бывших членов Рафи, что если Даян и должен уйти в отставку, то не один, а вместе с Голдой Меир и ее доверенными лицами, бывшими членами Ахдут га-авода Галили и Алоном. Взаимные обвинения звучали со все большей язвительностью и резкостью, причем ни одна из сторон явно не намеревалась отступать. Таким образом, чем меньше времени оставалось до и апреля, тем явственнее обозначался внутрипартийный раскол, и ситуация становилась еще хуже, чем в начале 1960-х гг., во времена “дела Лавона”. Трудно было сказать с достаточной степенью определенности, намерены ли члены кнесета от Партии труда сомкнуть ряды во время голосования по вотуму недоверия и выступить в поддержку правительства. Вне себя от негодования, изнуренная внутрипартийной борьбой, Голда Меир решила не идти на риск голосования в кнесете и подала в отставку — что означало также падение ее правительства