После восьмилетней службы при Воронцове-Дашкове Петерсон добился поста помощника наместника по гражданской части. Его властолюбие увенчалось давно ожидаемым результатом, однако, ненадолго. Началась Великая война, затем Воронцов-Дашков был заменен великим князем Николаем Николаевичем, который сместил Петерсона.

Большевицкое движение, в борьбе против которого, в роли администратора, принимал участие и Петерсон, заставило его с женой эмигрировать в Югославию, где вскоре Н. Л. и умер[486].

Совет наместника

К делу управления Кавказом привлекался и совет наместника, но лишь во второстепенной роли.

Председательствовал в нем помощник наместника по гражданской части; самый совет состоял из четырех членов и, кроме того, из начальников тех ведомств — этих начальников полушутя называли министрами — дела которых рассматривались в совете. Директор канцелярии был непременным членом совета, а часто в последний привлекались к участию и вице-директора.

Наместнику на Кавказе были предоставлены широкие права. Помимо тех особых прав, которые ему принадлежали как «наместнику его величества», по нескольким ведомствам он сам пользовался правами министра. Он имел даже право приостанавливать распространение на Кавказе действия новых общеимперских законов. В частности, по судебным делам военно-народного управления наместник являлся высшей инстанцией; его решения уже не могли быть обжалованы в Сенат и т. п. Поэтому отдельные кавказские управления разных ведомств мало зависели от соответственных министерств, но всецело зависели от наместника. Получалось положение государства в государстве, а в нем совет наместника являлся уменьшенной копией Совета министров.

На заседания совета приглашались иногда и представители общественности: дворянства, городских управлений, сословных организаций и т. п. Положение их бывало ложное. Им не давали права не то что решающего, но даже и совещательного голоса. Допускались только на роль экспертов.

Этих представителей даже и рассаживали в совете особо: с одной стороны стола садились бюрократические деятели, а с другой — представители общественности. Последним давали свободу наговориться. Их едва слушали, — разве лишь для того, чтобы потом не было нареканий: мол, представителей общественности даже и не выслушали. Но, когда все они высказывались, председатель совета их мило благодарил… Затем объявлялся перерыв, и председатель весьма любезно благодарил каждого за участие и жал ему на прощание руку… Общественники с кислыми лицами выходили, а после этого происходило бюрократическое продолжение заседания, на котором рассматриваемый вопрос и разрешался.

Если не затрагивались интересы влиятельных лиц или если не был известен наперед составившийся взгляд наместника на данное дело, то решение выносилось советом довольно объективное. Но если Воронцов-Дашков заранее выявлял свое отношение к делу — кончено! У чиновников — членов совета не хватало мужества отстаивать личный взгляд.

Самым старым из членов совета в мое время был Николай Иванович Прибыль. Сухой старик, уже лет под восемьдесят, с постоянно, как-то по-детски, улыбающимся бритым лицом, в очках, сквозь которые полусознательно смотрели старческие глаза.

Всю жизнь Прибыль провел в бюрократической должности и пропитался служебным духом насквозь. Дослужился в свое время до директорства в канцелярии главноначальствующего на Кавказе, а теперь мирно кончал жизнь в должности члена совета. Был уже совершенным рамоликом[487], и его в шутку называли не Прибыль, а Убыль.

Придет он, в своем форменном вицмундире, со звездами с обеих сторон груди, и, улыбаясь на все стороны, глубоко усадится в кресло. Рассматривается дело, идут споры… А Прибыль, занимая свое почетное место — справа от председателя, полудремлет, уставя взор в потолок, на котором, среди узора из роз, нарисована голая девица.

Приступают к голосованию. Председатель И. В. Мицкевич, с особым вниманием относящийся к Прибылю, осторожно, чтобы не испугать его при полудремоте, спрашивает:

— А каково мнение вашего превосходительства?

Но превосходительство беспомощно моргает глазами, оглядываясь с улыбкой по сторонам.

Мицкевич пытается помочь:

— Вот его превосходительство Иван Иванович находит, что надо решить дело так-то, а его превосходительство Степан Степанович — так-то. А мнение вашего превосходительства?

Снова беспомощное молчание и радостные взгляды.

После паузы Мицкевич ищет выхода:

— Вы, ваше превосходительство, вероятно, разделяете взгляд его превосходительства Степана Степановича?

Превосходительство радостно кивает головой. Теперь его оставят, наконец, в покое… Снова погружается в полудремотное состояние.

Он до такой степени за свой долгий век очиновничился, что даже со старой женщиной — женой сносился посредством служебной переписки. Мне рассказывали читавшие о такой переписке:

Бланк: Тайный советник Прибыль, такого-то числа, за таким-то номером. Супруге тайного советника г-же Прибыль: «Сего числа, посетив вверенную вашему превосходительству кухню, я нашел на второй полке две кастрюли, требующие полуды[488]. На изложенное нарушение порядка обращаю внимание вашего превосходительства и покорнейше прошу войти с мотивированным ходатайством на предмет ассигнования вам соответственного кредита. Тайный советник Прибыль».

Ответ:

Бланк: Жена тайного советника Прибыль. Такого-то числа за таким-то номером. Тайному советнику Прибылю: «Вследствие предложения вашего превосходительства от такого-то числа за таким-то номером прошу об отпуске мне трех рублей на предмет полуды двух кастрюль. Жена тайного советника Прибыль».

На этой бумаге резолюция: «Ввиду недостаточной мотивировки ходатайство жены тайного советника Прибыль оставляется без последствий. Тайный советник Прибыль».

Член совета Устругов преимущественно остался в памяти по своему концу — из‐за пустяка.

Прежде он был вице-губернатором в Кишиневе, как раз, когда здесь происходил пресловутый еврейский погром[489]. После коллизии со вновь назначенным в Кишинев после погрома губернатором князем Урусовым — об этом Урусов говорит в своей известной книжке «Записки губернатора»[490], — Устругов был назначен на Кавказ.