только теперь понимаю, каково тебе пришлось. Я поеду в клинику и вылечусь от выпивки по-настоящему. Я даже поеду в больницу в Дублин или в Лондон, пусть они меня осмотрят где хотят и выяснят, почему я не могу заниматься сексом. Я буду возить тебя на работу и с работы каждый день, куплю новый проигрыватель, который ты когда-то просила. Если ты не вернешься, то я убью себя, и до конца своих дней ты будешь знать, что могла бы не допустить этого.

Я люблю тебя и понимаю, что был ужасным мужем, но теперь все закончилось, и что бы там ни было, а ты все еще моя жена. И если ты скоро вернешься домой, то все будет лучше, чем когда-либо.

Целую,

Тони

Дорогой Тони,

это первое и последнее письмо, которое я тебе напишу, поэтому, пожалуйста, поверь в то, что я скажу. Я никогда не вернусь к тебе! Никогда! Я не собираюсь тебя в чем-то обвинять, ты и сам все знаешь. У меня есть все основания, чтобы аннулировать брак. Если хочешь, мы можем начать процедуру. Насколько я понимаю, нам нужно написать письмо священнику в архиепархии Дублина с изложением всех деталей. На данный момент у меня нет желания это делать и нет намерения выходить замуж во второй раз, так что мы можем оставить вопрос с аннулированием до тех пор, пока один из нас не пожелает вступить в брак повторно.

Я не хочу, чтобы ты продолжал мне писать и давать обещания, которые не сможешь или не захочешь сдержать. Я ничуть не лучше тебя, так что не надо себя принижать. Я такая же эгоистичная и ушла потому, что была несчастна и больше не могла выносить этого. Я дам тебе совет, как дала бы его кому-нибудь, кого совсем мало знаю. Для твоего же собственного блага перестань пить, потому что, я думаю, это уже влияет на твою печень. Мне кажется, твои боли в животе есть признак начала повреждения печени. На твоем месте я бы постаралась больше внимания уделять фирме Мюрреев, так как вскоре она и ей подобные будут вынуждены вступить в жесткую конкуренцию с супермаркетами и большими торговыми сетями. Вам следовало бы тщательно продумать, что вы делаете и куда идете.

И последнее: наши матери. И твоя мама, и моя маманя с ума сходят от беспокойства за нас. Твоя лежит в больнице и думает, что ты бросил пить навсегда, а моя работает в лавке и, каждый раз глядя на площадь, надеется, что увидит, как я выхожу из автобуса и возвращаюсь, чтобы начать все сначала. Я пишу им обеим жизнерадостные и милые письма, однако никакой надежды нет, они не должны думать, что я вернусь, так как я не вернусь. Я начала новую жизнь. Но они обе такие славные и готовы столь многим пожертвовать ради детей, что с твоей стороны было бы лучше не создавать им дополнительных проблем, угрожая самоубийством или повторяя, что твоя жизнь закончилась. Потому что ничего не закончилось. Ты на многое способен, и я вспоминаю, как мы раньше смеялись, ходили в кино, ездили кататься и ты был очень счастлив. Возможно, ты сможешь это вернуть.

Я не собираюсь обсуждать деньги, договоры или раздел имущества. Я просто хочу искренне пожелать тебе всего наилучшего и сказать, что никакие обещания, угрозы или мольбы не заставят меня передумать. Наш брак окончательно расторгнут, как если бы из Рима прислали аннуляцию.

Мне жаль, что все так обернулось для нас обоих.

Эшлинг

Постепенно в Килгаррете осознали, что Эшлинг ушла от Тони. Маманя говорила на эту тему очень невнятно, и Морин решила, будто Эшлинг попала в больницу с выкидышем, а со временем стала подозревать, что сестра лечится от бесплодия.

Когда Тони спрашивали, где Эшлинг, он начинал ворчать:

– Разве не знаете? Уехала в Дублин и в Лондон, к друзьям! – Вот и все объяснение.

Донал, желая вернуть взятые взаймы пять фунтов, даже заглянул домой к Эшлинг, где наткнулся на Тони, который с безумными глазами принялся расспрашивать, нет ли новостей от Эшлинг. Увидев окровавленные полотенца и тряпки, брошенные в корзину в углу кухни, Донал пришел в ужас:

– Что здесь стряслось?!

Тони, запинаясь, рассказал неубедительную историю про ссору, провокацию и легкий удар в ухо. Донал поднялся на дрожащих ногах:

– Тони, ты дремучий неотесанный деревенщина! Эшлинг слишком хороша для тебя. Надеюсь, она наконец поняла это!

Донал отправился к мамане и понял по ее лицу, что она уже все знает.

– Маманя, я не стану задавать вопросы, но если я могу что-нибудь сделать, то обязательно помогу.

– Когда мы попытаемся свести их снова вместе, ты мог бы поговорить с Эшлинг о том, насколько сильно переживает Тони, – предложила маманя.

– Ну уж нет! Я и пальцем не пошевелю, чтобы свести их снова вместе! – неожиданно заявил Донал. – Нет, маманя, я давно понял: к этому все идет. В Лондоне Тони вел себя как забулдыга, но мы все сделали вид, будто все в порядке.

– У Ханрахана поговаривают, что Эшлинг сбежала от него. Неужели и правда сбежала? – спросил Имон.

– Нет, у них возникли проблемы, но все разрешится, – ответила маманя.

Однако неделя проходила за неделей, и губы Эйлин сжимались во все более тонкую ниточку, а надежда на то, что ситуация разрешится, становилась все призрачнее.

– Вы же знаете нынешнюю молодежь, от них можно ждать чего угодно, – пожимала она плечами, когда ее спрашивали про Эшлинг.

* * *

В ту ночь, когда Тони пришел к лавке и выбил стекло большим камнем, принесенным с заднего двора Ханрахана, Эйлин сидела в своем закутке. Будь она ближе к окну, то могла бы серьезно пострадать или даже погибнуть. Собралась толпа, и сержант забрал Тони в участок. Эйлин сказала, что не стоит поднимать шум, и Тони на полицейской машине доставили к нему домой, где было темно и холодно. Эйлин умоляла сержанта ничего не говорить миссис Мюррей, чтобы не расстраивать ее. Мистер Мид договорился со стекольщиком, чтобы тот первым делом с утра вставил новое стекло. Отец Джон прослышал о происшествии и написал Эйлин письмо, которое должно было бы успокоить, а на самом деле превратилось в нападки на Эшлинг за пренебрежение супружескими обязанностями. Впрочем, не считая этих происшествий, побег Эшлинг мало повлиял на жизнь в Килгаррете. Многие самодовольно качали головой: вот вам доказательство, что деньги и симпатичная внешность не