Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Детка, разве не здорово? Ты оказалась права! Можешь возвращаться домой.
* * *
Дождавшись, когда ее лицо приняло относительно нормальный вид, Эшлинг взялась за поиски работы и жилья. Через десять дней синяки сошли, а шрам на губе стал менее заметным. Все это время она с нетерпением изучала объявления о вакансиях и сдаче квартир. Похоже, бо́льшая часть заработка пойдет на оплату жилья. Она никогда не ценила преимущества жизни в родительском доме, внося пару фунтов в неделю на счет мамани на почте, а о преимуществах жизни в доме, купленном на деньги Мюрреев, даже не вспоминала, поскольку никаких преимуществ там не было. Она полтора года откладывала все свое жалованье на собственный счет, поэтому сейчас не составило труда заполнить нужные документы и отправить их в Дублин, чтобы снять сбережения.
Эшлинг почти до слез тронули предложения о помощи. Как она могла думать, что англичане такие бесчувственные? Стефан и Анна предложили ей пожить у них и поработать в магазине на неполную ставку, если других вариантов не найдется. Однажды они пригласили ее на ужин и угостили забавным крепким ликером, от которого она закашлялась.
– Я ведь могу и пристраститься к такому! Буду вам тут буянить, как мой муж, – пошутила она.
– Хорошо, что ты можешь шутить на эту тему, – одобрительно сказал Стефан.
Отец Элизабет тоже проявил сочувствие, хотя у Эшлинг сложилось впечатление, что в глубине души он не слишком одобряет ее поведение, которое наверняка напомнило ему поведение его жены. Кажется, он даже удивился, что побег Эшлинг никак не связан с другим мужчиной. Мистер Уайт предложил ей пожить в комнате Элизабет за номинальную плату, пока она не обустроится.
– Боюсь, тебе будет со мной скучновато, – добавил он. – Ты же знаешь, я не слишком общителен.
Саймон и Генри пообещали попросить друга-адвоката разобраться в ситуации с точки зрения законов. Вопрос довольно запутанный, потому что, с одной стороны, в Ирландии развод не допускается, а с другой – место жительства жены всегда определяется по стране проживания мужа. И все же они были уверены, что смогут повернуть дело так, что Тони придется оплачивать ее расходы на жизнь. Похоже, обсуждение юридических тонкостей доставляло им не меньшее удовольствие, чем возможность ей помочь.
Джонни Стоун лучше всех понимал, что на самом деле Эшлинг хочет просто избавиться от этой проблемы навсегда.
– Ничего не бери у магната. Ты умная и сильная женщина, ты способна зарабатывать больше его. Если ты начнешь судиться и тянуть деньги с магната, то никогда не сможешь от него отделаться. Вычеркни его из своей жизни и начни все сначала.
Именно так Эшлинг и хотела сделать, но только Элизабет осознавала, что вычеркнуть из жизни Тони означает вычеркнуть заодно и всю жизнь в Килгаррете.
* * *
Эшлинг с Элизабет отправлялись на долгие зимние прогулки в Баттерси-парк, разговаривали о малыше, читали книги, чтобы узнать, как он выглядит на данный момент. Они сказали, что не совершат в воспитании ребенка ошибок, которые совершили их родители.
– Я никогда не позволю ему почувствовать себя глупым и неуклюжим, – заявила Элизабет. – Именно так мама заставляла меня чувствовать себя в детстве. Я помню, что боялась ее, когда приходила домой из школы, и боялась, что она поругается с отцом.
– Я ничего такого не боялась, – вспоминала Эшлинг. – Нет, нас не заставляли чувствовать себя глупыми, и маманя не ругалась с папаней, но она совершенно непреклонна в своих убеждениях и точно знает, что хорошо, а что плохо. Она до сих пор такая. В результате все должно быть именно так, а не иначе, и все загоняется в слишком жесткие рамки. Если бы маманя могла проявить немного гибкости…
– Я не хочу хвалить тетушку Эйлин чисто из вежливости, но ведь она надежна как скала, – запротестовала Элизабет. – Если бы ты знала, насколько это важно! С мамой было сложно, никогда не знаешь, чего от нее ждать, а потом она и вовсе исчезла. Папа вечно в плохом настроении, у него слабый характер, он, можно сказать, неудачник. Еще до того, как я приехала в Килгаррет и узнала про молитву и грехи, я часто молилась, чтобы они стали как мама и папа из детских книжек, а твои родители именно такие.
– Ну что же, малышу Джорджу или малышке Эйлин очень повезет. Я словно сама жду ребеночка и влюбляюсь в Генри, так что тебе лучше побыстрее выпроводить меня из дома.
* * *
Генри в самом деле решил учиться играть в бридж.
– Всего один вечер в неделю! – умолял он Элизабет. – Я могу ходить в тот вечер, когда вы с Джонни и Стефаном заняты бухгалтерией. Сначала будет урок, потом игра, а потом обсуждение и чай…
– Да там просто ужасно! Помнишь, я туда как-то ходила? Там полно отвратительных одиноких людей, которые глаз не сводят с преподавателя в надежде, что если они изучат эту идиотскую систему подсчета очков, то их жизнь непременно изменится. Я отвела туда папу только потому, что он был один-одинешенек и совсем ни с кем не общался. Ты ведь не один, тебе есть с кем пообщаться.
– Я хотел бы время от времени сыграть партию в бридж с твоим отцом, – заартачился Генри.
– Если всего лишь сыграть партию с отцом, то здорово. Я бы с удовольствием тебя поддержала. Однако в бридж играют не вдвоем, а вчетвером. В дом приходят какие-то жуткие типы и говорят исключительно про игру, а еще требуют чай с изысканными сэндвичами…
– Почему бы тебе снова не начать играть в бридж? Эшлинг тоже могла бы научиться. Тогда мы бы уютно проводили зимние вечера.
– Генри, зимние вечера мы можем проводить друг с другом. Не надо готовить себя к затяжному одиночеству. Нам нет смысла играть в какой-то дурацкий бридж.
– Элизабет, ну что ты так уперлась? – вмешалась Эшлинг. – Я думаю, Генри прав. Я пойду с ним учиться. Кое-что я уже знаю, так как немного играла с миссис Мюррей, Джоанни и Джоном, когда они изволили появляться у матери. Но тогда они все были слишком поглощены разговорами на другие темы, и я не могла должным образом сосредоточиться на игре… Я надеюсь, ты не возражаешь, –