* * *

В Лондон пришла весна, и Элизабет заметно раздалась. Она говорила, что теперь в маленький лифт вместе с ней больше никто не помещается и, когда они с Генри возвращаются с прогулок, ему приходится подниматься по лестнице. Элизабет немного преувеличивала, но ее живот и правда стал значительно выпирать. На Пасху она прекратила давать уроки в школе и пришла оттуда с огромным плюшевым мишкой, которого подарили дети. Она пообещала, что в сентябре вернется и покажет им малыша, а если он будет хорошенький, то, возможно, положит его в художественной мастерской и они смогут его нарисовать. Дети пришли в восторг, но Элизабет знала, что не сделает ничего подобного. В сентябре у них будет новый учитель рисования, который не потерпит, чтобы молодая мамаша вернулась и отвлекла все внимание на себя.

В последние недели Элизабет казалось, что без Эшлинг она ни за что не справилась бы. Она научила подругу готовить более сложные блюда, удивившись, что та почти ничего не умеет.

– Так ведь мне никогда и не приходилось готовить. Дома для готовки маманя всегда нанимала домработницу, а едва я познала счастье замужества, как мой муж решил, что предпочитает не есть, а пить завтрак, ланч и обед.

Эшлинг ходила за покупками, резала овощи и накрывала на стол, пока Элизабет отдыхала, подняв ноги вверх: от долгого стояния они начинали отекать.

– Ты слишком часто приглашаешь гостей. Зачем тебе сдались Саймон с его противной сестрой и ее мужем?

Эшлинг умело нарезала свинину кусочками и бросила их в кастрюлю.

Элизабет сидела на кухне, положив ноги на отделанную бисером скамеечку, которую нашел для нее Джонни.

– Ты не представляешь, какое удовольствие получает Генри. Он чувствует себя с ними на равных, если может пригласить их на обед к себе домой… Что ты делаешь?

– В рецепте написано: «Добавить немного сидра».

– Ты полбутылки вылила!

– Так это и есть немного, разве нет? Много – это целая бутылка!

Роды запаздывали на две недели.

– Непонятно почему, но задержка меня раздражает, – сказала Эшлинг, когда однажды июльским днем они сидели в квартире и смотрели на парк внизу.

– Странно, а я не против. Я чувствую себя как будто немножко во сне, словно время взято взаймы… Ох, я надеюсь, что с малышом все будет в порядке!

– Даже если и не будет, то, говорят, ты все равно будешь любить его ничуть не меньше или даже больше. Впрочем, давай не будем думать про подобные вещи… Кстати, маманя передает тебе привет, я сегодня получила от нее письмо. И еще одно от папани.

– С чего бы вдруг?

– Я удивилась, но оказалось, что он написал просто так. Раз маманя говорит, что они больше не увидят меня дома в Килгаррете, то единственный способ общаться со мной – это писать мне письма… Я думаю, он всегда чувствовал себя виноватым, когда маманя писала бедному Шону во время войны, а папаня ни строчки ему не написал.

Внезапно лицо Элизабет исказила гримаса.

– Что с тобой? – спросила Эшлинг.

– Уже второй раз… ой…

– Ясно, надевай пальто, чемоданчик стоит в прихожей.

– А Генри?..

– Я позвоню ему из больницы, поехали!

– А если мы не поймаем такси?

– Надевай свое шикарное летнее пальто. Его как раз для подобных случаев и покупали…

Эшлинг подбежала к окну и высунулась в него. Четырьмя этажами ниже мимо проезжало такси. Водитель услышал пронзительный свист и увидел рыжую девушку, которая махала ему из окна.

– Мы уже спускаемся! – закричала она.

Машина как раз подъехала к подъезду, когда они вышли на улицу.

– О черт, до чего же мне не везет! – заворчал таксист, бросив взгляд на Элизабет. – Опять сумасшедшая гонка в роддом! А я-то надеялся остаться наедине с такой красоткой…

Он гнал на полной скорости, а Эшлинг держала Элизабет за руку и говорила, что дети не рождаются в такси, что первые роды всегда медленные, что женщинам всегда кажется, будто схватки происходят быстрее, чем на самом деле.

– Ты должна признать, – сказала Эшлинг, когда они въехали в ворота больницы, – что я знаю о родах очень много для человека, который даже не испытал любовных утех.

Элизабет все еще смеялась, когда в коридоре к ней подошли акушерки.

Бледный Генри примчался в роддом. Они с Эшлинг обнялись в комнате ожидания.

– Говорят, осталось всего несколько минут. Ты как раз вовремя. Ты первым увидишь малыша, а то я боялась, что придется это сделать мне.

– Да какая разница! – Генри заикался от волнения.

Медсестра открыла дверь:

– Мистер Мейсон?

– Да-да, как она?

– Все хорошо, она отлично себя чувствует и хочет показать вам вашу прелестную малышку.

– Эйлин! – воскликнул Генри.

– Эйлин! – эхом откликнулась Эшлинг.

* * *

Кто угодно сразу понял бы, что Эйлин – самый прекрасный младенец в мире, а также самый спокойный.

– Интересно, Брендан-младший, Патрик и остальные тоже так выглядели? – спросила Элизабет, в восхищении разглядывая спящий сверток в руках.

– Ничего подобного! У них были красные злые лица семейства Дейли, они требовали внимания и уже в возрасте одного дня расталкивали всех вокруг локтями. Эйлин нежная и хорошего происхождения, по ней сразу видно. Посмотри на ее личико!

Они вгляделись в безупречное лицо малышки, и Эшлинг легонько провела пальцем по крохотным ручкам с малюсенькими ноготками.

– Невозможно представить, что когда-нибудь она сделает хоть что-то плохое, верно?

– Наверняка про нас думали точно так же, когда мы родились.

– А разве мы сделали что-то плохое? Нам просто немного не повезло, и мы справились, как смогли. Вот и все, что мы сделали.

– Да, именно так. Слышишь, Эйлин? Вот и все, что сделали твоя мама и твоя тетя Эшлинг.

– Не понимаю, зачем ты собираешься ее крестить, если ни во что такое не веришь.

– Сложно объяснить. Не важно, веришь или не веришь, просто есть такая традиция.

– Но ведь ты-то знаешь, что это не шутки. Крещение открывает врата благодати.

– Я думала, ты уверена, что протестантское крещение не считается! – засмеялась Элизабет.

– Считается и не считается одновременно. Считается, если не можешь получить настоящее крещение, хотя в твоем случае, возможно, на тебе лежит обязанность крестить ее по-настоящему. В конце концов, я тебя пять лет воспитывала в католической вере!

– Да уж, и она пугала меня до смерти.

– То есть крещение будет всего лишь светским мероприятием?

– Светским и обрядовым одновременно. Я бы сказала, что это формальность и традиция вместе.

– Ясно. Тогда чем будем угощать согласно обряду и традиции? Ростбифом, как в средневековые времена?

– Ну что за глупости! Угощать будем изысканными