– Уйди и успокойся! – Варон бесстрашно упёрся руками в грудь Деда, который всё больше и больше терял человеческий облик.

Жена испуганно жалась к его спине, не понимая, что происходит. Обычно родичи мужа были очень ласковы с ней даже в таком виде, но этому она явно не нравилась.

– Пусти меня к ней! – не мог уйти Исхедиар.

– Да возьми ты себя в руки! – требовал Варон.

– Я убью тебя…

– Ей тринадцать! – завопил выведенный из себя внук.

Дед на мгновение замер, а затем скривился не только лицом и почти наросшей чёрной маской.

– Ваши смертные предрассудки…

– Так, – тяжело обронила Дония.

Она потрясённо смотрела то на Предка, то на девчонку и никак не могла уложить в голове, что вот эта милая кроха должна… О Боги! Дония в ужасе тряхнула головой и, схватив Ассехар за руку, рывком задвинула себе за спину. После чего грозно посмотрела на замершего Деда.

– Ты, – ткнула она пальцем в Предка, – посмеешь приблизиться к ней ближе, чем на две сажени, до её восемнадцатилетия, и я оторву твои древние бубенцы. Ясно? Сха̀мнада[1], Ассехар.

И потрясённый, взбешённый и расстроенный, что у него забрали только что найденное, Исхедиар остался стоять и просто смотреть, как Дония уводит девочку с Её душой.

Милаш смущённо посмотрел на Вааша. В другой ситуации он попросил бы Предка разобраться с проблемой, которую сам же и создал. Память там затереть… Но сейчас опасался, что Дед затрёт память вместе с головой.

– Может, вашему великому магу запить чем-нибудь свою драму? – предложил Вааш.

– Боюсь, что не стоит. Варон, обними Дедушку. Дедулечка, ну ты чего? – Милаш зашагал к замершему Предку. – Такая радость! Ты теперь знаешь, где она. Ну повоспитывает её Дония пять лет, так можно не бояться, что уведут. У Донии никого не уведут.

– Мя-а-а-а-а, – чёрный котёнок издал едва слышный звук и, осторожно переставляя лапки, двинулся по белоснежным волосам к сидящей садовнице.

Вилена нежно гладила непривычно расслабленное и умиротворённое лицо Ссадашилия и взволнованно вздыхала. В опочивальне садовниц было пусто. Девушки покинули дворец ещё ночью, оставив после себя разворошённые постели и разбросанные вещи. Вилена с большим трудом доволокла сюда тяжеленного духа, уложила на две сдвинутые кровати и с ногами забралась на постель. Перетащив духа на свои колени и прижав его лицом к животу, девушка пыталась хоть немного привести его в чувство.

Только она не понимала, что близость ещё больше пьянила неискушённого Ссадашилия.

– Почему вы до сих пор такой горячий? – переживала Вилена.

Ей никогда не нравился холод, которым тянуло от Карающего. Хотя в жару стоять рядом с ним было приятно. Но сейчас садовница мечтала, чтобы дух стал таким, каким был прежде. На самом деле Ссадашилий уже не был столь горяч, как в первые мгновения после поцелуя. Температура понизилась, дух стал умеренно тёплым, жаром как от печки от него больше не пыхало.

Но он раньше вообще никогда тёплым не был!

– Вам хоть немного лучше? – жалобно спросила девушка.

Дух вяло кивнул, ткнувшись лбом в её живот, и замер.

Исхедиар был прав. Прикосновения приятны. И он хотел ещё больше прикосновений. От маленького тела Вилены шло тепло, её кожа и её одежда пахли, от касаний слегка шершавых пальцев по телу разливалось волнующее удовольствие, от которого стягивало низ живота. Ссадашилий наслаждался присутствием Вилены так, как не наслаждался ранее ничем. Он вдруг осознал, что эта маленькая смертная носит с собой океан притягательного тепла, из которого не хотелось вылезать. Она вся, вся была этим океаном. Волны расходились от её голоса, её запаха, её движений и прикосновений. Она завораживала взор.

Попробовав один раз, хочется ещё больше. И здесь Исхедиар тоже был прав.

Ремни на груди были расстёгнуты. Перепуганная Вилена сама распахнула его одежды, путая его со смертными, которым порой тяжело дышать. Хотя именно сейчас Ссадашилию хотелось дышать. Чтобы чувствовать её запах и тепло внутри себя.

А ещё его преследовало странное, необъяснимое желание стать частью Вилены. Чтобы она тоже дышала им, вбирала в себя его дыхание. Ради этого он готов дышать.

– Оказывается, духи такие нежные, – садовница погладила Ссадашилия по голове.

Белоснежные волосы зашевелились и плотнее обвились вокруг ног девушки, забираясь под кружево панталон.

Котёнок наконец добрался до цели и плюхнулся тёплым животом на щёку Ссадашилия.

– Эй, ты мешаешь ему, – Вилена схватила зверёныша, но её остановил тихий голос духа.

– Оставь. Мне… нравится.

[1]Сха̀мнада – в переводе с тарведийского «пойдём». Именно это слово применяется, если идти совсем недалеко.

Глава LII. Трёхголовый император

Полуденное солнце жарило с такой силой, что даже мерещилось, будто запах пожарища – это его лучей дело. Раашир мрачно глядел из окна гостиной на почерневший остов музейного крыла, вокруг которого копошились слуги и нанятые в городе мастеровые. Зрелище удручающее. Веселее было смотреть на разрушенную часовню и разгромленную оранжерею. Вокруг них бегали только жрец и главный хранитель оранжереи. В единодушном порыве ненависти эти два достойнейших человека порой подбегали и пинали скелет неподвижного дракона и так горестно стенали, что слышно было и здесь. Служки часовни и садовники с благоговейным трепетом наблюдали за трагичным беганьем каждый со своей территории.

– За часовню стрясу с наагалея, а за оранжерею с Фанлексов и Аррексов, – процедил Раашир, поворачиваясь к сидящим в гостиной Аркшашу и Шеидану.

– А музейное крыло? – обеспокоенно спросил Шеидан.

Раашир скрипнул зубами.

– А за него придётся платить из казны.

Шеидан тихонечко застонал от мысли о предстоящих расходах.

– Сколько артефактов дракону в задницу, – сожалеюще прицокнул Аркшаш.

– Благо, туда мы отправили всё то, чем не можем пользоваться.

– А материалы? Они все сплошь из драгоценных камней и благородных металлов. Да на них можно было отгрохать часовню, оранжерею и ещё четыре таких музейных крыла.

– Аркшаш, не жри мне сердце, – Раашир нехорошо посмотрел на главного повара.

– Мне, как главной жене, полагается выедать тебе мозг, – Аркшаш ехидно сощурил карие глаза, и император скривился. – Что такое? А раньше было смешно.

– Зато тебе не было смешно, – припомнил Шеидан.

– Я наконец-то смог оценить шутку, – оскалился повар.

Отвечать Раашир не стал. Подошёл к двери, внимательно осмотрел наклеенные на косяки бумажки с печатями, постучал и