что я забыла, что они упоминали дядю Финна, и не осознавала, что их ссора была как-то связана с ним и, возможно, с Кэтмиром. Что, если именно из-за этого они и ссорились, когда разбились на машине? У меня вырывается стон. Что, если они разбились именно потому, что ссорились из-за того, что делать со мной?

Чувство вины захлестывает меня, к глазам подступают слезы. Это из-за меня. Они пытались защитить меня, когда погибли, а я только все усугубила. Потому что…

– Если так и есть, то при чем тут Грейс? Что она вообще может с этим сделать? – спрашивает моя мать.

– Больше, чем мы думаем. – Мой отец подходит к ней, берет ее руки в свои. – Неужели ты правда считаешь, что я хочу этого больше, чем ты сама? Но именно для этого она и родилась. Она появилась на свет, чтобы…

– Чтобы быть нашей дочерью! – резко бросает моя мать.

– Да. – Мой отец кивает. – Но она не только наша дочь, она нечто большее. Отъезд поможет ей. Если ты остановишься и подумаешь, то поймешь, что я прав.

Моя мать обреченно вздыхает.

– Я знаю. – И кладет голову ему на грудь. – Я просто не хочу, чтобы она уезжала…

– Уезжала куда? – спрашиваю я, врываясь в кухню и кипя от праведного гнева. – Я же учусь в выпускном классе!

– Грейс. – На лице моей матери отражается смятение. – Мы хотели принять кое-какие решения прежде, чем говорить с тобой…

– Решения? Какие решения вам надо принять? Я никуда не поеду, пока не окончу школу.

Они переглядываются, и я взрываюсь.

– Вы не можете этого сделать! Не можете просто взять и отослать меня, потому что… что? Я даже не знаю почему. И куда же я, по-вашему, должна поехать?

– Твой дядя работает директором школы в…

– Дядя Финн? Я же не видела его много лет. И он живет на Аляске. – Я изумленно смеюсь. – Я ни за что не дам вам отправить меня на Аляску. Ни за что!

– Не все так просто, Грейс, – говорит моя мать.

– А я думаю, что все просто. И я не поеду. Вам меня не заставить.

– Сейчас мы не будем об этом спорить, Грейс, – отзывается мой отец. – Тебе надо сделать домашнее задание, а нам надо подумать. Собственно говоря…

Он замолкает… поскольку с конца нашей подъездной дороги доносится гудок – это Хезер жмет на клаксон – так она дает мне знать, что я что-то забыла в ее машине.

– Я не поеду, – бросаю я, идя к парадной двери. – Можете говорить сколько хотите. Вам ни за что не удастся сплавить меня на Аляску. Ни за что!

Я иду к двери, и во мне кипит такая ярость, какой я не помню.

– Тебе надо остыть, – говорит моя мать. – Мы поговорим об этом за ужином, и, возможно, ты передумаешь, когда услышишь то, что мы хотим тебе сказать…

– Я не вернусь к ужину. Я еду к Хезер, – огрызаюсь я. – Я не стану обременять вас своим присутствием, раз я вам не нужна.

Я захлопываю за собой дверь и иду к машине Хезер. Но ее машина вдруг исчезает, и я оказываюсь в морге, где помощник коронера говорит мне, как ему жаль, что я единственная, кто может опознать тела. И прежде, чем я успеваю понять, о чем он говорит, этот мужчина проводит меня в очень холодную комнату, в середине которой под простыней лежит неподвижное тело.

– Нет! Нет, нет, нет. – Это слово становится моей мантрой, моей молитвой, когда стены комнаты вдруг смыкаются вокруг меня, наваливаются на меня и из нее словно выходит весь воздух.

У меня подгибаются колени, и я валюсь на пол. Помощник коронера начинает отгибать простыню, и я вижу ее. Мою мать. Мою прекрасную деятельную мать.

Меня охватывают паника и горе, и я едва могу дышать. Крошечная часть меня шепчет, что надо подумать, надо понять, но это невозможно, потому что меня захлестывают вина и страх. Потому что все мои мысли, все мои чувства сосредоточены на мертвом теле моей матери… и на осознании того, что здесь лежит еще одно тело, под еще одной простыней.

– Это она, – выдавливаю я из себя, и мой нос горит от резкого запаха антисептика.

Помощник коронера кивает и переходит к другому телу, и я едва могу удержаться от крика. Потому что под этой простыней лежит мой отец, и…

Внезапно он садится, и простыня спадает с его окровавленного разбитого лица. Его руки тянутся ко мне.

– Это сделала ты, Грейс, – говорит он, несмотря на свою раздробленную челюсть. – Ты сделала это с нами…

На меня обрушивается боль, такая мучительная, такая сокрушительная, что мне трудно дышать. Трудно вообще продолжать жить.

И тут до меня доходит, как это похоже на то, что приходилось переживать Хадсону и Флинту всего несколько дней назад, когда мы находились в тюрьме. А значит, все это нереально. Это иллюзия. И поскольку это делаю не я…

– Ах ты дрянь! – Я поворачиваюсь к Изадоре. – Это твоя вина. Все это со мной делаешь ты.

Я не могу поверить, что не поняла этого раньше – ведь это Карга сотворила тот страшный яд, так что у ее дочери должен иметься похожий дар.

– Ты права – это делаю я. – Ее улыбка режет, как скальпель. – И я буду продолжать проделывать это с тобой, пока ты не сделаешь то единственное, что может положить этому конец.

Глава 114. Выбирай свои иллюзии

Иззи пожимает плечами.

– Я не могу замораживать время, как ты, но при Дворе горгулий я обнаружила, что могу делать нечто получше. Я могу создавать иллюзии, заставляющие человека чувствовать, что время остановилось, что он заперт в самом худшем моменте своей жизни и не может выбраться из него, что бы ни делал.

– Только ты можешь считать, что это хорошо, – рычу я.

Она в ответ только ухмыляется. И я снова вижу, как вхожу в дом, вернувшись из школы, и как моя мать достает из холодильника овощи.

Нет, нет, я не хочу снова это наблюдать. Но я не так наивна, чтобы умолять ее прекратить. Это сыграет ей на руку.

Но ей это и не нужно, она и так знает, что ее оружие сработало. Потому что я опять вижу, как мои родители ссорятся из-за того, отослать меня или нет. Но на этот раз я наблюдаю сцену в еще больших подробностях – мой отец настаивает, что знает, что лучше для меня, а мама яростно