Меж тем дом на Первой улице перешел в наше полноераспоряжение. Брат мой Реми, человек до крайности тихий и незаметный,окончательно удалился от дел, а все его отпрыски отличались покладистым идобродушным нравом и не доставляли мне ни малейших хлопот. Сыновей своих яотправил в закрытые школы. Бедная моя дочь Жаннетта, своим слабоволием искудостью ума напоминавшая Кэтрин, скончалась в ранней юности. Впрочем, все этосовсем иная история. Моя милая Жаннетта и моя возлюбленная супруга Сюзеттазаслуживают подробного рассказа. Однако здесь ему не место.

После утраты этих двух дорогих для меня существ и кончинымоей матери Маргариты мы с Мэри-Бет, в сущности, остались одни. Нас объединялии в то же время прочно отделяли от всех остальных тайные знания и общаястрасть, а также неутолимая жажда наслаждений. И с течением времени пропастьмежду нами и миром становилась все шире.

Тем не менее, современность во всех своих проявлениях манилаи притягивала нас. Вдвоем мы частенько совершали путешествия в Нью-Йорк, чтобыглотнуть суматошной столичной жизни. Железные дороги вызывали наше бурноевосхищение; мы имели представление о всех новейших изобретениях и дажевкладывали капиталы в развитие прогресса, получая при этом, не преминузаметить, немалую прибыль. В отличие от большинства представителей нашегоконсервативного семейства мы обожали всякого рода перемены. Прочие Мэйфейрыпредпочитали дремать за плотно закрытыми ставнями, предаваясь сладкимвоспоминаниям о блистательном и безвозвратно исчезнувшем старом добром Юге. Мыже были настроены совершенно иначе.

Мы… как бы поточнее выразиться… стремились, так сказать,попробовать все на вкус.

Позвольте заметить также, что до нашего путешествия вЕвропу, которое состоялось в 1887 году, Мэри-Бет сохраняла статус воинствующейдевственницы. Иными словами, ни одному мужчине не было позволено дажеприкоснуться к ней. Она находила иные, причем весьма разнообразные способыразвлекаться, однако не желала производить на свет новую ведьму — по крайнеймере до того времени, пока она не подыщет ей достойного отца. Именно по этойпричине во время наших походов по городским злачным местам она предпочиталапереодеваться в мужское платье. И мой «спутник» — стройный темноглазый юноша —давал суровый отпор местным развратникам, падким до красоты и свежести.

Наконец настало время, когда мы смогли себе позволить навремя оставить дела и совершить длительное путешествие в Европу — так сказать,отправиться в большой вояж. Богатство наше давало нам возможность осуществитьэту восхитительную, хотя и несколько запоздалую познавательную поездку.Возраст, когда отпрыски состоятельных американских семей завершают своеобразование в Европе, давно миновал не только для меня, но, возможно, и дляМэри-Бет. Если я о чем-то сожалею, так лишь о том, что слишком малопутешествовал и не передал страсть к перемене мест прочим членам нашегосемейства. Впрочем, теперь все это не имеет ровным счетом никакого значения.

Дух решительно воспротивился нашему намерению посетитьЕвропу. Он постоянно твердил об опасностях, ожидающих нас в пути, и заверял,что, покинув родные места, мы окажемся добровольными изгнанниками из рая.Однако все его усилия пропали даром: ничто не могло поколебать Мэри-Бет внастойчивом стремлении увидеть мир. В конце концов дух вынужден был смириться иподчиниться ее желанию. Не прошло и часа с начала нашего путешествия, как сталоочевидно, что Лэшер решил составить нам компанию.

На протяжении всей поездки он являлся по первому нашемумолчаливому призыву, и нередко, наблюдая с некоторого расстояния за Мэри-Бет, явидел рядом с ней и его.

Когда мы прибыли в Рим, дух вошел в мое тело и провел в неммного часов. Однако потребовавшиеся для этого усилия до крайности изнурили его.Более того, побывав в моей телесной оболочке, он пришел в состояние крайнегобеспокойства и уныния. В полном исступлении он умолял нас отправиться назад,вновь пересечь океан и вернуться в дом, который он так любит. По его словам,Европа вызывала у него непреодолимое отвращение и он с нетерпением ожидалвозможности ее покинуть. В ответ я заявил, что мы завершим намеченный маршрут ичто с его стороны до крайности глупо полагать, что Мэйфейры будут вечно сидетьдома. В заключение я посоветовал ему не устраивать сцен и не отравлять намудовольствие.

Когда мы покинули Рим и направились на север Италии, всторону Флоренции, дух по-прежнему пребывал в печали и тревоге. Недовольствоего зашло так далеко, что он решился нас оставить. Мэри-Бет никак не удавалосьего вызвать, и она была очень озабочена этим обстоятельством.

— Мы предоставлены самим себе в мире смертных, —пожал я плечами в ответ на ее опасения. — Что с нами может случиться?

Но слова мои не развеяли ее грусть. Мэри-Бет почти пересталасо мной разговаривать и по улицам Сиены и Ассизи предпочитала бродить водиночестве. Она явно скучала по призраку. И сожалела о том, что мы огорчили ирасстроили его.

Меня же это ничуть не волновало.

Однако, к величайшему моему сожалению, едва мы прибыли в Венециюи обосновались в пышном палаццо на Большом канале, призрак не замедлил явитьсяко мне. То была одна из самых злобных, хитроумных и изобретательных еговыходок.

Дома, в Новом Орлеане, я оставил своего секретаря ивозлюбленного — молодого квартерона по имени Виктор Грегуар. В мое отсутствиеон вел все дела в конторе и, должен признать, великолепно справлялся со своимиобязанностями.

Я рассчитывал получить в Венеции очередной пакет от Викторас отчетом о работе, контрактами, нуждающимися в моей подписи, и прочимидокументами. Главным же образом мне не терпелось получить заверения в том, чтов Новом Орлеане все по-прежнему благополучно.

Увы, меня ожидало отнюдь не письмо. Стоило мне устроиться застолом в своем кабинете с видом на канал — просторном сыром помещении с мрачнойнастенной росписью в итальянском стиле, бархатными драпировками и холодныммраморным полом, — как вошел Виктор собственной персоной. По крайней мере,в первое мгновение у меня возникло именно такое впечатление. Секунду спустя, однако,я осознал, что передо мной вовсе не Виктор, а изобретательный дух, принявшийего облик. Несколько мгновений он стоял передо мной — высокий, мускулистый,превосходно одетый молодой человек с золотистой кожей, голубыми глазами,темными кудрями и застенчивой улыбкой на красивой формы губах, — а потомисчез.

Разумеется, я понял, что дух неспроста притворился Виктором:чудовищу доставляло удовольствие меня помучить. Но почему? Страшная догадкапронзила меня. Я уронил голову на стол и разрыдался. А через час в кабинетвошла Мэри-Бет и сообщила печальную весть из Америки: две недели назад Викторпогиб в результате несчастного случая. Оступившись на тротуаре на пересеченииПритания и Филип-стрит, прямо напротив аптеки, он упал под копыта мчавшейся поулице упряжки и два дня спустя скончался, повторяя в бреду мое имя.