Добровольцев, пожелавших вместе с Костоправом пересечь озеро, оказалось немного. Он взял Лебедя и Синдху, но отказал Ножу и Мэзеру:

– Вам есть чем заняться.

Втроем они уместились в лодке, причем Костоправ взялся за весла: остальные не умели грести. Синдху сел в корме, Лебедь – в носу. Костоправа не устраивало, что здоровяк оказался у него за спиной. Слишком уж мрачен он был, да и вел себя недружелюбно. Синдху явно тянул время, что-то замышляя. И Костоправу не хотелось быть застигнутым врасплох, когда этот тип сочтет, что пора действовать.

На полпути Лебедь спросил:

– У вас с Госпожой серьезно?

Он сказал это на языке Роз, языке своей юности. Костоправ тоже знал его, хотя и не говорил на нем целую вечность.

– С моей стороны – да. За нее не берусь отвечать. А что?

– Да просто неохота совать руку туда, где ее могут откусить.

– Я не кусаюсь. И не указываю Госпоже, как поступать.

– Понятно. А как приятно было помечтать… Я ведь понимаю, она забудет обо мне, едва узнает, что ты жив.

Костоправ улыбнулся – слова Лебедя согрели ему сердце.

– Можешь что-нибудь сообщить об этой горе мяса, что сидит позади меня? Не внушает она доверия.

Остаток пути Лебедь рассказывал о Синдху, пользуясь сложными парафразами, которые тот едва ли мог понять.

– Все даже хуже, чем я думал, – заключил Костоправ.

И вот они добрались до городской стены, то есть до того места, где ее часть рухнула, пропустив в город озерную воду. Лебедь бросил фалинь таглиосскому воину, у которого, судя по худобе, уже неделю во рту не было ни крошки. Затем вылез из лодки, и Костоправ – за ним. Последним выбрался Синдху. Воин пришвартовал лодку и велел следовать за собой.

Костоправ заметил, что Лебедь старается не выпускать Синдху из поля зрения.

Они поднялись на уцелевшую западную часть широкой стены. Костоправ тщательно осмотрел город, который изменился до неузнаваемости, превратившись в архипелаг из тысячи островков. Посреди самого большого острова располагалась цитадель, где они разделались с Меняющим Облик и Зовущей Бурю. На ближайших островках столпились любопытствующие. Костоправ разглядел среди них знакомых и помахал им. То тут, то там раздавался возглас – Костоправа узнавали воины не из касты наров, те, что пришли вместе с ним в Таглиос, и вот уже ликование раскатывается окрест, как круги по воде.

– Ос-во-бо-ди-тель! – скандируют таглиосские воины.

– Похоже, тебе тут рады, – прокомментировал Лебедь.

– Похоже, они будут рады любому, кто вытащит их отсюда.

Улицы превратились в глубокие каналы. Те, кто выжил, приноровились плавать по ним на плотах. Костоправ сомневался, что движение тут интенсивное: каналы были забиты трупами. В воздухе висел гнусный запах тления, хоронить мертвецов было негде. Чума и безумие терзали город.

Могаба и его нары, вырядившись, как на парад, чеканным шагом вышли из-за изгиба городской стены.

– А вот и хозяева, – хмыкнул Костоправ. Радостный гул не прекращался. Плот, почти утонувший под весом старых товарищей Капитана, с трудом продвигался к стене.

Могаба остановился в сорока футах. Он смотрел на прибывших, и лицо казалось каменной маской с льдинками в глазницах.

– Помолись за меня, Лебедь.

Костоправ пошел к человеку, который так жаждал стать его преемником. Интересно, не придется ли потом схватиться с Госпожой? Конечно, если удастся пережить сегодняшний поединок.

Могаба двинулся навстречу. Они остановились в ярде друг от друга.

– Ты сотворил чудо из ничего, – сказал Костоправ и положил руку на левое плечо Могабы.

Вмиг на Дежагор опустилась тишина. Десятки тысяч глаз, горожане и воины, напряженно следили за происходящим. Все понимали, сколь многое зависит от ответа Могабы на жест Капитана.

Костоправ спокойно ждал. Самым разумным в такой момент было молчать. Нет необходимости что-либо объяснять или обсуждать. Если Могаба откликнется на приветствие, все будет хорошо. Если нет…

Они смотрели в глаза друг другу. И хотя лицо Могабы оставалось непроницаемым, Костоправ чувствовал, какая борьба происходит в его душе. Что одержит победу – личные амбиции или воля его солдат, с которыми столько прожито? Возгласы недвусмысленно говорили о том, как настроены воины.

Могабу терзали противоречивые чувства. Дважды его правая рука поднималась и падала. Дважды он открывал рот, но самолюбие не давало ему произнести ни слова.

Костоправ не отрываясь смотрел на Могабу, потом перевел взгляд на наров. Его глаза призывали: помогите своему командиру.

Синдав понял, чего хочет Капитан. Минуту он боролся с собой, наконец решился. Он подошел к ветеранам Отряда, выстроившимся за спиной Костоправа, и встал в их шеренгу. Вслед за ним поодиночке туда перешла еще дюжина наров.

Рука Могабы поднялась в третий раз. Люди затаили дыхание. А он потупил взгляд:

– Я не могу, Капитан. Во мне Тень. Я не могу. Убей меня.

– И я не могу. Потому что обещал твоим: каким бы ни был твой выбор, я не причиню тебе вреда.

– Убей меня, Капитан. Не то эта Тень обернется ненавистью.

– Не смог бы. Даже если бы не дал обещания.

– Мне тебя никогда не понять. – Рука Могабы повисла. – Ты настолько силен, что, рискуя жизнью, встретился со мной лицом к лицу. Но не настолько, чтобы уберечься от опасности, которая будет тебе грозить, если ты меня сейчас отпустишь.

– Я не хочу погасить свет, который вижу в тебе. Он еще может стать светом величия.

– Это не свет, Капитан, а ветер, налетевший невесть откуда, ветер, рожденный Тьмой. Я очень хочу верить, что это не так, потому что не желаю зла ни тебе, ни себе. Но боюсь, ты пожалеешь о своем милосердии.

Могаба шагнул назад, и рука Костоправа упала. Над толпой пронесся вздох разочарования, хотя все понимали, что шансы на примирение мизерны. Могаба салютовал, четко повернулся и удалился в сопровождении трех наров, оставшихся с ним.

– Эй! – разорвал тишину крик Лебедя. – Эти сволочи забрали нашу лодку.

– Ну и пусть. – Костоправ повернулся к друзьям, которых не видел целую вечность. – Из Книги Клота: «В те времена Отряд служил синдархам в Дай-Хомене, и однажды он решил оставить город…»

Ветераны повеселели, шумно выражая одобрение. Капитан улыбнулся им:

– Эй! У нас уйма дел. Нужно готовиться к эвакуации. Приступим?

Одним глазом Костоправ наблюдал за лодкой, пересекающей озеро, а другим – за Синдху. Чутье подсказывало: решение вернуться было правильным.

Так был оставлен Дежагор, и подлинный Черный Отряд получил свободу.