– А потому, таких ваз, как гласит надпись на ней, было сделано, по повелению богдыхана, за тысячу лет до нашей эры, всего девять, по числу провинций Китая. Из них, достоверно известно, сохранилась только эта одна.

– Дайте, ради Бога, взглянуть на нее, – упрашиваю его.

– Нету с собой. Я все вещи отправил товаром, прямо к себе домой, – отвечает он.

Через час Грот уехал в Инкоу.

Поезд наш, битком набитый китайцами, останавливается в Тяньцзине. Я решил пробыть здесь несколько дней. Вагон мой ставят на запасной путь. Надеваю чистенький сюртук, шарф, Кениге свой казачий мундир, и мы идем являться к генералу Вогаку. Генерал очень любезно в тот же день посещает нас в вагоне, а затем ведет показывать, как осаждали боксеры вокзал.

Против самого вокзала перекинут через рельсы высокий виадук – висячий мостик. Взбираемся на него. Отсюда далеко видны окрестности. День хороший, солнечный. Дышится легко.

– Видите вон те могилы? Вон оттуда и наседали боксеры, – говорит Вогак и, наклонившись через перила, пальцем указывает направление. – Замечаете то обширное здание, с высокими трубами, там далеко, верст, пожалуй, семь будет. Это их громаднейший арсенал, Сику. Оттуда они и стреляли по нас из орудий. Неприятель подползал к нам на 50 сажен. Приходилось штыками на «ура» выбивать. Вот это паровозное здание теперь перекрыто, а ведь оно все, как решето, было исстреляно.

Генерал рассказывает с таким оживлением, что бледные щеки его покрываются легким румянцем. Флегматичный по природе, он весь точно перерождается. Мы спускаемся с мостика и идем по берегу хотя и мутного, но многоводного Пэйхо, – через мост на другую сторону. Тяньцзин расположен по правому берегу реки. На левом же помещаются только вокзал и склады товаров.

Удивительно интересный город Тяньцзин. Когда пойдешь по нём гулять, то в несколько часов, точно побываешь во всей Европе. Каждый квартал, или, как здесь называют, концессия, – строго сохраняют свой национальный характер. Это заметно на каждом шагу. Идете вы по английскому кварталу – встречаете чопорных, гордых англичан. Офицеры группами разгуливают по улицам, с сигарами во рту, в своих коричневых куртках, в башмаках и гетрах из желтой кожи.

Чистота по улицам замечательная. По углам стоят, точно истуканы какие, – красавцы-сипаи, в своих характерных тюрбанах, с палкой в руках, как атрибутом власти. Далее проходите французским кварталом. Здесь уже нет той чистоты, нет той чопорности. Оживление значительно больше. Слышатся веселые голоса, дышится как-то свободнее. Видишь синие куртки, пелеринки, кепи. На вывесках первенствуют надписи «Brasserie»[33]. А вот попадаем к японцам. Народ всё мелкий. С непривычки принимаешь их за детей-подростков. Японцы, точно пигмеи какие, всё трудятся, работают. Их не встретишь гуляющими без дела. Дальше немцы в своих серых куртках; здесь всюду вывески «Bierhalle»[34]. Вправо итальянцы, в синих накидочках, шляпы с петушиными перьями, и т. д.

В Тяньцзине все державы обстроились роскошно. Мы же до войны здесь своего участка не имели. И только во время беспорядков генерал Линевич захватил на левом берегу Пэйхо знатную площадь, о чем велел сообщить, как мне рассказывал наш консул Поппе, иностранным послам в Пекине. Кутерьма тогда поднялась у них великая. В особенности взбунтовались англичане. «Как так смели русские такой лакомый кусок отхватить? Кто им позволил?» А наши стоят себе на новом участке и никого не пускают. И вот, чтобы испытать, как мы будем твердо вести себя в данном случае, англичане решили вести через нашу концессию, от вокзала, – железную дорогу. Взяли рабочих и давай строить. Генералу Вогаку доносят об этом. Он ставит там, как раз поперек дороги, – пост. Англичане никак этого не ожидали. Ведь у них в Тяньцзине было несколько сот солдат и артиллерия, а у нас полусотня казаков и ни одной пушки.

И вот, рассказывал мне казачий офицер, находившийся тогда здесь, стоить наш пост против английского. Происшествие это быстро разнеслось по всему городу. Любопытные посмотреть на такую диковинку повалили со всех сторон. И, надо правду сказать, симпатии всех были на нашей стороне. Забавно было смотреть, продолжает рассказчик, каким насмешкам подвергался английский пост, – и, напротив, как подбодряли наших. Генерал Вогак даже показывал мне карикатуру, появившуюся в каком-то иностранном журнале по этому поводу. Нарисован наш пост в 4 видах. На первом стоит казак с ружьем на плече. К нему обращается Джон Буль[35]в цилиндре и что-то говорит. Часовой стоит себе смирно, и ухом не ведет. На втором – тот же Джон Буль уже стоит несколько дальше, опасливо дергает солдата за полу и продолжает что-то говорить. Часовой снисходительно оборачивает к нему голову. На третьей картинке англичанин еще дальше, а на четвертой – часовой размахивает на него ружьем, а англичанин уже перескочил через забор и прекомично выглядывал оттуда.

Пока посты стояли тут друг против друга, тем временем шли жаркие дипломатические переговоры между нашим и английским посольствами. Кончилось же всё мирно. Посты были сняты, и железная дорога дальше по нашей концессии не пошла. По общему отзыву, наш участок драгоценный. Идет по самому берегу реки. Пространством равняется чуть не всем остальным вместе взятым.

Тут строится наша братская могила павшим в бою нижним чинам при занятии города. Будет и часовня сооружена. Интересно знать, что станется с нашей концессией? Береговая линия чуть не на три версты и упирается в самый вокзал. А между тем вот уже два года, что мы владеем этой землей, и, кроме мусора и развалин на ней ничего не видно. А ведь будь эта земля в руках англичан или американцев, думается мне, какие бы уже красовались здесь «и палаты, и дворцы»[36]. Даже братскую могилу я нашел в самом грустном виде. Выкопана обширная яма, сильно загрязнённая. Вокруг нее стоят простые досчатые солдатские гробы, ничем не прикрытые. Рядом сторожка, и вот все, что мы пока устроили на нашей концессии. Но вернемся к рассказу. Переходим деревянный мост, который, во время беспорядков, по словам участников-очевидцев, приходилось нашим войскам часто разводить, чтобы пропустить горы китайских трупов, и идем по набережной, по направлению к китайскому Тяньцзину. Он отсюда версты три.

– Вот во время военных действий здесь не пройти было. Китайцы так и стремились ворваться в город. Пули свистели день и ночь. Вот за этими бунтами, за рекой тоже они стреляли. И так целый месяц, не угодно ли? – восклицает Вогак.