«Ура! Ура!» – перекатываются по зале сорок голосов. За Алексеевым говорит речь Маршан. Говорит хорошо, слова его тоже покрываются криками «ура». Обед проходит оживленно.

На другой день – обед у начальника штаба, генерала Волкова. Затем – в местной бригаде. После того хотят кормить обедом моряки. Но тут уже я поставил категорически вопрос: или едем завтра, или я уезжаю один. Тогда спутники мои соглашаются ехать. Предварительно мы хотим взглянуть на город Дальний. Адмирал Алексеев любезно предоставляет в наше распоряжение канонерку «Отважный». В 7 часов утра мы выезжаем и через три часа уже бросаем якорь у пристани.

Дальний расположен на плоском берегу. Кругом никакой растительности, ежели не считать тех деревьев, которые там садит местная администрация. От пристани в экипажах направляемся смотреть город. Он производит какое-то странное, загадочное впечатление. Осматривая его, невольно закрадывается сомнение: да правда ли? Будет ли тут все так, как предполагают строители? Вот едем в колясках по отличным шоссированным улицам. Маршан едет впереди, вместе с инженером Тренюхиным. Главный строитель города, инженер Сахаров, был тогда в Петербурге. Кругом, точно в сказке: дома, дома, один лучше другого. Разные постройки, церковь, присутственные места, биржа, конторы, доки, пристани, сады, электрическая станция, и чего-чего тут не видишь. Одного только не хватает, это жителей. Подъезжаем к казармам. Лихой командир полка, русый, осанистый, полковник N, молодецки выстраивает свои две роты. Маршан подходит к фронту.

– Здорово, братцы! – кричит он им по-русски, как я учил его.

– Здравия желаем, ваше высокоблагородие! – слышится дружный ответ. – Ура, ура, ура!

Командир незаметно машет что-то солдатам за спиной Маршана. Точно волна какая, нахлынули солдаты на бедного француза, и легонький Маршан высоко взлетает к небесам, подбрасываемый десятками дюжих рук.

Возвращаемся прежней дорогой к пристани. Трудно осмотреть здешние сооружения в один день. Ведь постройка одной набережной и мола до того интересна, что стоит остаться смотреть целый день. Здесь опускают на дно бухты массивы по 3 тысячи пудов весом. Выстроены и сухие доки, облицованные гранитом, – длинные, широкие, вмещающие в себе громадных морских гигантов. Но каких же, воображаю, и сумм все это стоит?

– Не знаете, во что этот док обошелся? – спрашиваю инженера, который шел рядом со мной по набережной.

– Не помню хорошенько, кажется, 700 тысяч, – отвечает он с таким видом, точно дело шло о 700 рублях.

И весь этот город, и все эти миллионные сооружения делаются с расчетом перетянуть торговлю из Инкоу. В Инкоу порт замерзает, а в Дальнем нет. Но, как мне объяснил один старый моряк, порт этот не замерзает, пока он открыт, т. е. пока нет мола. А как мол устроят – и бухта замерзнет. В Инкоу есть многоводная богатейшая река. По ней сплавляются из Маньчжурии все произведения страны. Что касается заграничных грузов для России, то их, мне кажется, удобнее везти во Владивосток. Фрахт на пароходах один и тот же, что в Дальний, что во Владивосток. Между тем от Владивостока до Харбина 600 верст, от Дальнего около тысячи. А для железной дороги это расстояние немалое. Со всем этим будущему городу придется считаться.

Уже совсем стемнело, – при огнях вернулись мы в Артур.

12 февраля, в 9 часов утра, я, Маршан, Жермен и Соваж уже сидели в вагоне и с минуты на минуту ожидали отправления. Проводить нас собралось порядочно знакомых. Пришла музыка 9-го стрелкового полка. Поезд трогается, раздаются звуки «Марсельезы», и высоты Порт-Артура понемногу скрываются из наших глаз.

Обед адмирала Алексеева Маршану был как бы сигналом для будущих его торжеств. Через два дня подъезжаем к Харбину. На вокзале нас встречает, при шарфе и орденах, полковник Генерального штаба Дуров. Представляется Маршану и заявляет, что он назначен состоять при нем на время его пребывания в Харбине. Было часов одиннадцать утра. Едем делать визиты. Сотня казаков конвоирует нас. Сначала направляемся к начальнику гарнизона, затем к командиру полка, начальнику пограничной стражи, генералу Дидерихсу, строителям дороги Юговичу и Игнациусу, а затем в офицерское собрание. Хотя перечисление всего этого довольно скучно, но оно дает ясное понятие, как велико было желание наших офицеров встретить, угостить и проводить столь известного французского полковника. Подъезжаем к собранию. Полдень. Погода отличная. Офицерство теснится в приемной. Раздаются звуки «Марсельезы». Маршан входит в зал. Здесь его встречает все местное начальство. Под звуки музыки садимся за стол. Он накрыт на сто кувертов.

– За здоровье нашего дорогого гостя, полковника Маршана, и его спутников! – возглашает генерал Дидерихс.

«Ура!..» – гудит по зале. – «Ура!.. Ура!..» Не успел я оглянуться, смотрю: французы уже летают под потолком. Офицеры – молодежь – прямо-таки приходят в исступление. Имя ли Маршана тут действовало, или то, что это был француз, только я прямо боялся, как бы его совсем не задушили в объятиях. Музыка скрывается. На месте ее появляются казаки, и начинается пение. За ним лезгинка, трепак, присядка и другие танцы.

5 часов вечера. Наш поезд отходит в 6. Пора ехать. Вокзал близко, поэтому вся компания решает провожать нас. И вот, мы трогаемся: впереди два хора музыки… за ними идут Маршан, генерал Дидерихс, начальник гарнизона, генерал Алексеев, Югович, Игнациус, а затем офицеры. Все поют «Марсельезу». Позади толпа народу.

– Aux armes, citoyens, formez vos bataillons![38]– басит возле меня высокий брюнет, капитан, и машет в такт рукой.

Позади слышу отчаянный крик: «Ура, Маршан!» Оглядываюсь: молоденький хорошенький прапорщик, совершенный еще ребенок, стоит, расставив широко ноги, и тянет шампанское прямо из горлышка, после чего весело догоняет нас. Подходим к вагону. Паровоз уже под парами и только ожидает приказания тронуться. Все лезут целоваться с героем Фашоды. «Ура!» гремит без перерыва. «Allons, enfants de la patrie!»[39]– так и стоит в воздухе. Музыканты тоже пьяны, но еще в силах играть. Мы входим в вагон. Поезд двигается. Вдруг происходит какая-то суматоха. В вагон врываются человек 50 офицеров. У каждого под мышкой по две бутылки шампанского.

«Боже! Что это будет! – мелькает у меня в голове. – Бедного Маршана насмерть закачают».

Начинается Вавилонское столпотворение. Часть офицеров бросается на паровоз, стаскивает с него машиниста, кочегаров и останавливает поезд. Другая посылает еще за шампанским. Кругом стоит какой-то гул.

– Vive la France! Vive la Russie![40]