можно было всего ожидать. Но все остальные? Хрущев еще в Москве, до отъезда в Пицунду, сказал мне, что не верит в участие в „заговоре“ Шелепина и Семичастного; не верит, что Воронов мог объединиться с Брежневым — они друг друга ненавидели; Суслова он вообще идеализировал. Похоже, он принимал подхалимаж всерьез и не верил, что люди, поставленные им так высоко, способны против него пойти. ‹…›

Поговорив с чекистом, я все еще не имел твердого мнения, прав ли он или заблуждается. Решил в Пицунде оставить на усмотрение Хрущева. Все равно мне делать было нечего по этому вопросу, он мне только поручил выслушать, никаких особых полномочий, естественно, не дал.

Прилетел я в Пицунду дня через три после него [На самом деле пишут, что в тот же день, 3 октября. — А. Р.]. Но он и там всерьез не думал об этом деле. Правда, он спрашивал некоторых людей, которых чекист называл участниками заговора, верны ли эти слухи: Подгорного — еще в Москве, Воробьева, встречавшего его в Адлере, и др. Все, конечно, отрицали. И мы с ним спокойно отдыхали, гуляли в чудесном реликтовом сосновом лесу, купались в бассейне. В такой обстановке у нас с ним обычно налаживались хорошие, доверительные отношения, с ним можно было обо всем говорить. Слушал, обсуждал спокойно».

Неделю в Пицунде Хрущёв, однако, бездействовал, отдыхал. Не совсем бездействовал, конечно: каждый день он и Микоян просматривали телеграммы, встречались с местными партийными деятелями, приезжавшими засвидетельствовать почтение, и даже с иностранными делегациями.

Одиннадцатого октября прилетел из Москвы сын Хрущёва и привёз расшифровку записи разговора Микояна и Галюкова. По совету Микояна, прошедшего сталинскую школу, Сергей сделал запись печатными буквами. Хотя, скажем разу, графологическая экспертиза легко устанавливает авторство теста, написанного и печатными буквами, и левой рукой, и как угодно.

Никита Хрущёв отказался читать запись и велел сыну отдать её Микояну. Тот, в отличие от Хрущёва, внимательно прочитал текст и попросил Сергея дополнить его. Придирки показались Сергею странными, но он всё сделал, после чего Микоян спрятал бумаги в шкафу с одеждой. Сергею это не понравилось. Если Микоян просит его уточнить текст, значит, собирается его показать как минимум ближайшим соратникам! Это навело Сергея на подозрения, что Микоян — участник заговора.

О том, что Брежнев, Подгорный и Игнатов — никакие не соратники для Микояна, Сергей не знал.

Микоян же много раз обжигался на документах, и к появлению каждого нового документа, где стояла его фамилия, относился максимально серьёзно.

Сергей не понимал, что документ — это оружие. Микоян — понимал.

Вот воспоминания самого Сергея:

«Анастас Иванович тоже пребывал в спокойствии. Правда, мои, переписанные в целях конспирации от руки печатными буквами, листки просмотрел внимательно. На заключительной странице углядел, что я не воспроизвел его замечание о том, что ЦК верит и не сомневается в честности Брежнева, Подгорного, Шелепина и других товарищей. Мне фраза показалась напыщенной, и я её опустил. Оказывается, эти слова несли в себе важную смысловую нагрузку.

Затем Микоян попросил меня расписаться на последнем листе: запись не должна оставаться анонимной. Спрятал он мои листки в надежном месте, в гардеробе под стопкой нижнего белья.

В последние годы получила хождение версия, что Микоян с самого начала сотрудничал с заговорщиками, „как надо“ провел беседу с Галюковым, развеял подозрения отца, до последнего момента неотступно следил за ним.

Эта теория логична и подтверждается фактами, но, на мой взгляд, никак не соответствует сущности Микояна. Скорее всего, Анастас Иванович с первого момента тщательно рассчитывал каждый свой шаг, чтобы, как это случалось не раз в прошлом, выиграть при любом повороте событий. Так он вел себя в июне 1953 года, когда арестовывали Берию, такую же стратегию он избрал в июне 1957 года во время столкновения отца с Молотовым и другими сталинистами, так он решил действовать в октябре 1964 года».

Это субъективное мнение Сергея, изложенное в 1990-е годы, спустя четверть века после описываемых событий.

Способность Микояна «тщательно просчитывать каждый свой шаг» сын Хрущёва вроде бы ставит ему в вину; сам никогда не участвуя в управлении страной, Сергей Никитич полагает, что умение «выиграть при любом повороте событий» — это такое уникальное качество Микояна. Как будто Ленин, Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков таким качеством не обладали.

Так, с подачи Сергея Никитича, написавшего свои книги в 1990-е годы в США и никогда близко не подходившего к верхнему этажу кремлёвской власти, не побывавшего ни на одном заседании ЦК, внимательные читатели сформировали образ Микояна как самого осторожного лидера страны.

Конечно же, Микоян выглядел осторожным, в сравнении с папой Сергея Никитича, который едва не сжёг всю планету.

Отдыхавшему на даче в Пицунде Хрущёву 12 октября позвонил то ли Брежнев, то ли Суслов. Сергей пишет, что Суслов.

Никита Сергеевич был приглашён на срочное заседание Президиума ЦК.

Хрущёв всё ясно понял, но вариантов не было. Раз товарищи просят, надо прибыть. На следующий день 1-й секретарь ЦК КПСС и Микоян вылетели из Сочи в Москву.

Вот выдержка из монографии историка Андрея Сушкова «Президиум ЦК КПСС в 1957–1964 гг.»:

«Именно Брежнев и Подгорный, видя, как и в своё время Ф. Козлов, накапливающееся на местах недовольство Хрущёвым, стали организаторами его смещения. Постепенно к ним присоединились практически все кандидаты и члены Президиума ЦК КПСС, секретари ЦК КПСС, члены Президиума Совмина СССР. ‹…› Одни присоединились раньше, как, например, А. Н. Шелепин, развивший активную деятельность по подготовке смещения Хрущёва, а также находившийся с ним в приятельских отношениях председатель КГЮ В. Е. Семичастный. Другие, включая М. А. Суслова, были проинформированы одними из последних. Прохрущёвски настроенный А. И. Микоян в известность не ставился».

Обычно на аэродроме Внуково-2 Хрущёва встречали все члены Президиума ЦК, однако на этот раз был только Семичастный. К этому времени по его приказу был сменён начальник охраны Хрущёва, дом и дача 1-го секретаря взяты под наблюдение.

Хрущёв и Микоян вместе в одной машине отправились в Кремль.

Дальнейшие события зафиксированы протокольными записями заседаний Президиума ЦК КПСС от 13 и 14 октября. Кроме собственно Хрущёва присутствовали члены Президиума ЦК: секретари ЦК Леонид Брежнев, Николай Подгорный, Михаил Суслов, председатель Совмина РСФСР Геннадий Воронов, 1-й зампред Бюро ЦК КПСС по РСФСР Андрей Кириленко, 1-й зампред Совмина СССР Алексей Косыгин, председатель Президиума Верховного Совета СССР Анастас Микоян, зампред Совмина СССР Дмитрий Полянский, председатель Парткомиссии при ЦК КПСС Николай Шверник; кандидаты в члены Президиума ЦК: председатель ВЦСПС Василий Гришин, председатель Бюро ЦК КПСС по руководству сельским хозяйством РСФСР Леонид Ефремов, 1-е секретари ЦК республиканских компартий — Кирилл Мазуров (Белоруссия), Василий Мжаванадзе (Грузия), Пётр Шелест (Украина), Шараф Рашидов (Узбекистан). Также присутствовали на входившие в Президиум секретари ЦК Юрий Андропов, Пётр Демичев, Леонид Ильичев, Василий Поляков, Борис Пономарев, Виталий Титов, Александр Шелепин.

По давно установленной традиции первыми выступили инициаторы внеочередного заседания: сначала Брежнев, потом Шелепин. После них