теперь не в силах, потому что вы еще плотские» (1 Кор. 3:1–3)). В унисон гумилевской рецензии была и рецензия Городецкого в «Гиперборее» (1913. № 4), где Скалдин был назван «жертвой мистического доктринерства Вяч. Иванова». Интересно, что, несмотря на отрицательные рецензии Гумилева и Городецкого, в это же время (февраль 1913 г.) Скалдин был кооптирован в «Цех поэтов». «В письме к Вяч. Иванову от 29 мая 1912 г. Скалдин приводил отзыв Гумилева в разговоре о <...> стихах: «...содержание для большой вещи, т. е. замысел требует вместилище большого объема, а объем постоянно маленький». И Гумилев, несколько покровительственно, дает совет писать вещи фундаментальные» (ПРП 1990. С. 326).

О С. М. Соловьеве см. №№ 27, 28, 33 наст. тома и комментарии к ним.

Рецензируется книга: Соловьев С. М. Цветник царевны. Третья книга стихов. М.: Мусагет, 1913. В «шапке» заглавия этого «Письма о русской поэзии» выходные данные книги пропущены (техническая ошибка).

Стр. 51–53 — имеются в виду ст-ния «Предкам Коваленским» и «Мои предки». Стр. 53–55 — в предисловии к книге С. М. Соловьев писал о том, что будущий «русский Ренессанс» может возникнуть из трех начал: 1) народной религии, 2) неисчерпаемой сокровищницы византийского эллинизма, 3) светского культурного возрождения, «выводящего себя из первоисточника нашей поэзии — Пушкина». Стр. 58–59 — «мистическим анархизмом» называлась философско-эстетическая доктрина Г. И. Чулкова середины 1900-х гг. (см. комментарии к № 59 наст. тома), в которой современность виделась «концом всемирной истории» и потому политическая и общественная жизнь необходимо «эстетизировалась», превращаясь в прерогативу «поэтов-теургов», должных предуготовить человечество ко Страшному Суду.

Об А. С. Рославлеве см. № 26 наст. тома и комментарии к нему.

Рецензируется книга: Рославлев А. С. Цевница. 1905–1911. СПб.: Союз, 1912. Как ясно из выходных данных (приведенных в заголовке неполно) «Цевница» составлялась как сборник ст-ний целого периода творчества поэта, так что туда вошли все ст-ния, ранее упомянутые Гумилевым в рецензии на книгу «Карусели». Неутешительный вывод Гумилева обусловлен безусловным регрессом поэтического дарования в позднейших стихах — маловыразительных «очерковых» пейзажных ст-ниях «ориенталистского» толка («Ущелье Чабан-Таш», «Ай-Петри», «Ханское кладбище» и др.) и псевдонародных «балладах» — откровенных подражаний А. К. Толстому («Гусляр», «Микула Селянинович» и т. п.).

О Я. Любяре см. № 58 наст. тома и комментарии к нему.

Рецензируются книги: Я. Любяр. Противоречия. Книга первая. Эпикуру. СПб., 1912; Я. Любяр. Противоречия. Книга вторая. Мы, безумные... СПб., 1912; Я. Любяр. Книга третья. Homo formica. СПб., 1912. Более обстоятельный, охватывающий уже всю «трилогию» А. К. Лозины-Лозинского, отзыв Гумилева стал предлогом для знакомства поэтов (см.: Неизд 1986. С. 145–146 и комментарии к ним). Гумилевский «интерес к молодым порослям литературы» произвел впечатление на «Любяра» — в последующих книгах Лозины-Лозинского появилось несколько ст-ний с эпиграфами из Гумилева. В воспоминаниях Г. В. Иванова имеется эффектное описание встречи с поэтом накануне его третьей (удачной) попытки самоубийства и гротескного «поминального вечера» (см.: Иванов III. С. 72–76). Прекрасной иллюстрацией отзыва Гумилева может служить следующее ст-ние А. К. Лозины-Лозинского:

Гудит толпа, ревет. Пугливый император

Две сотни христиан сегодня отдал ей.

Наполнен Колизей. Откормленный сенатор,

Легионер седой, оборванный плебей,

Вольноотпущенник, жрец Зевса-Аполлона,

И публикан, и грек — поэт и шарлатан,

И претор, и вигил, гетера и матрона,

Все жаждут увидать мученья христиан.

Еще вчера склонил вон тот сухой патриций

Префекта гвардии в свой заговор войти,

Еще вчера толпа, как в дни былых полиций,

Грозила Палатин до камня разнести.

Еще вчера остряк, взобравшись на колонну,

Публично трон, сенат на рынке осмеял,

И Цезарь сам вчера боялся за корону,

Когда он на стене ту шутку прочитал.

А уж сегодня Рим охвачен восхищеньем —

В амфитеатрах смех, рукоплесканье, вой,

И с Рубрией Нерон спокойно и с презреньем

Смеется над толпой, над римскою толпой...

И взор его, скользя по мраморным балконам,

На многих богачах кладет свою печать

И знают те тогда — письма с центурионом

И ловко вскрытых жил им уж не долго ждать.

О В. В. Курдюмове см. № 41 наст. тома и комментарии к нему.

«...Я выпустил свою вторую книгу стихов «Пудреное сердце», — рассказывал В. В. Курдюмов в своей «Автобиографии», — <...> Гумилев меня снова жестоко разнес <...>. И все же тот же Гумилев пригласил меня в руководимый им и С. Городецким «Цех поэтов». Когда я там впервые выступил, меня окончательно разнесли, но с этого дня, как мне кажется, началось освоение мною настоящей стихотворной культуры. Дальнейшие мои работы все чаще снискивали одобрение моих товарищей по Цеху и даже такого большого мастера, как М. Кузмин» (Русская литература. 1988. № 2. С. 185).

Стр. 89–90. — М. А. Кузмину посвящено ст-ние «Первое рондо»:

Разбейся сердце хрупко, как фарфор,

И порванной струною вскрикни, сердце:

Ведь, как солдат в кровавых брызгах шпор,

Как тамплиер — о павшем иноверце,

Я не надену траурный убор.

Кто плен любви — стоцветный Ко-и-нор —

Отдаст с придачей пригоршни сестерций,

Тот не прочтет — меж строчек есть узор:

«Разбейся сердце».

А ты прочти!.. Как раненный кондор

Не простирая крыл к отверзтой дверце,

Прикованный, не рвусь я на простор, —

Считая ход минут, секунд и терций.

Я жду, таясь, запретный приговор:

Разбейся сердце!

О В. Г. Шершеневиче см. № 39 наст. тома и комментарии к нему.

Рецензируется книга: Шершеневич В. Г. Carmina. Лирика (1911–1912). Книга I. М., 1913. Объемная книга имела пять разделов, первый из которых — «Маки в снегу» — был посвящен А. А. Блоку, четвертый — «Клавесина звуки» — М. А. Кузмину, пятый — «Чужие песни», содержащая переводы из Р. М. Рильке, Лилиенкрона, Гейне, Демеля, Верлена, — Гумилеву, причем посвящение было в стихах:

О как дерзаю я, смущенный,

Вам посвятить обломки строф —

Небрежный труд, но освещенный

Созвездьем букв «À Goumileff».

С распущенными парусами

Перевезли в своей ладье

Вы под чужими небесами

Великолепного Готье...

В теплицах же моих не снимут

С растений иноземный плод:

Их погубил не русский климат,