Дама поднесла к близоруким, по-видимому,глазам листок бумаги.

– Двадцать шестого июля, в четверг.

– Цель встречи?

– По роду своих обязанностей я регулярно посещаюсодержащихся в тюрьме Парчман заключенных, в том числе и тех, кто приговорен ксмертной казни. В случае нужды даю консультации или оказываю медицинскуюпомощь.

– Опишите, пожалуйста, душевное состояниемистера Кэйхолла.

– Он был предельно возбужден, в высшей степенилогичен и крайне резок, если не груб. Нет, все-таки груб – выгоняя меня изкамеры, он не утруждал себя подбором слов.

– Говорил ли Сэм о предстоящей экзекуции?

– Да. Он знал, что до казни остаетсятринадцать дней, и обвинил меня в попытке навязать ему успокоительное. Затеммистер Кэйхолл выразил озабоченность по поводу здоровья другого осужденного,Рэнди Дюпре. По его словам, мистер Дюпре сходит с ума и нуждается в экстреннойпомощи.

– Не заметили ли вы у мистера Кэйхоллакаких-либо признаков помутнения рассудка?

– Нет.

– Вопросов больше не имею, – опустился на стулРоксбург.

Адам встал и сделал два шага к кафедре.

– Скажите, доктор Стигэлл, как чувствует себясейчас Рэнди Дюпре?

– М-м… Пока у меня не было случая его видеть.

– Сэм говорил вам о нем одиннадцать днейназад, и вы до сих пор не нашли времени зайти к пациенту?

– В Парчмане много пациентов.

– Как долго вы там работаете?

– Четыре года.

– Сколько раз за эти четыре года вы беседовалис Сэмом Кэйхоллом?

– Один раз.

– Приговоренные к смертной казни вас неинтересуют, доктор Стигэлл?

– Напротив.

– Сколько их содержится в Парчмане?

– М-м… Не уверена. Около сорока…

– С кем из них вы общались? Назовите два-триимени.

Ни один человек в зале не взялся быопределить, что в эту минуту выражало лицо свидетеля. Страх? Злобу? Стыд?Нельдин молчала. Голова ее чуть склонилась набок, губы едва заметно шевелилисьв бессильной попытке произнести так и не всплывшее из глубин памяти имя.Великодушно подарив свидетелю долгую паузу, Адам сказал:

– Благодарю вас, доктор Стигэлл.

– Следующий! – возвестил его честь.

– Защита вызывает сержанта Клайда Пакера.

Ничего неожиданного в показаниях Пакера Адамне услышал. Простодушный сержант говорил то, что видел собственными глазами.Сэма он знал девять с половиной лет. Изо дня в день Кэйхолл делал одно и то же:печатал на машинке, читал, чаще всего – юридические справочники. Печатал восновном письма – свои и за приятелей по отсеку, ведь многие из них и ручку-тоникогда не держали. Сэм непрерывно курил, рассчитывая, наверное, убить себяникотином, прежде чем власти заставят его надышаться газом. Одалживал соседям деньги.По скромному мнению Пакера, все девять с половиной лет Сэм оставался человекомвесьма здравомыслящим, а в законах разбирался не хуже иного адвоката.

Когда сержант заговорил о шашках, Слэттериподался вперед:

– Кто был его партнером?

– Обычно Гуллит или Хеншоу.

– Он часто выигрывал?

– Почти всегда.

Однако решающим моментом слушания стал рассказо просьбе Кэйхолла позволить ему встретить восход солнца. Об этом желанииосужденного Пакер узнал неделю назад, во время рутинного утреннего обхода.Очень спокойно Сэм объяснил, что скоро умрет, что к казни абсолютно готов, нохочет еще раз выйти в прогулочный дворик и своими глазами увидеть рассвет. Вминувшую субботу желание Кэйхолла исполнилось.

Отвечать на дополнительные вопросы сержанту непришлось.

Роксбург пригласил в зал очередного свидетеля,тюремного капеллана Ральфа Гриффина.

– Вы знакомы с Сэмом Кэйхоллом?

– Да.

– Вы исповедовали его на днях?

– Да.

– Когда именно?

– Вчера. В воскресенье.

– Можете описать его душевное состояние?

– Нет.

– Простите?

– Я сказал “нет”.

– Почему?

– Потому что являюсь служителем Божьим и невправе нарушать тайну исповеди. Любая информация о том, как вел себя мистерКэйхолл и что он говорил в моем присутствии, является строго конфиденциальной.

Роксбург онемел. Пол под его ногами началколебаться. Ведь этот святоша работает на штат Миссисипи, а значит, и на него,генерального прокурора!

– Довод вполне убедительный, мистер Роксбург,– заметил Слэттери. – Данному свидетелю здесь не место. Следующий.

– Других свидетелей у обвинения нет, –растерянно проговорил Роксбург.

Неторопливо написав что-то на листе бумаги,его честь обвел глазами аудиторию:

– Суд рассмотрит представленные материалы иобъявит решение завтра утром. Обе стороны узнают о нем первыми. Не торчите вкоридорах, джентльмены. Вас известят. Слушание закончено.

Под грохот отодвигаемых стульевприсутствовавшие потянулись к выходу. Уже возле самой двери Адам остановилРальфа Гриффина, с чувством пожал ему руку, а затем вернулся к столу, вокругкоторого стояли Гудмэн, Гете Кэрри, профессор Гласе и четверка студентов. Когдазал опустел, сплоченная группа из восьми человек вышла в коридор. Долговязыйпарень предложил отужинать – всей компанией. Было почти девять часов вечера.

В вестибюле толпились журналисты. Адам, несбавляя шагу, бросил несколько вежливых отговорок. За спиной Гудмэна на улицупроскользнул Ролли Уэдж.

Возле лестницы выходивших из здания суда людейподжидали фоторепортеры. Стоя на нижней ступени, с ними общался генеральныйпрокурор. Метрах в десяти от цветочной клумбы пять или шесть газетчиков окружилигубернатора. До ушей проходившего мимо Адама донеслось, как Макаллистер говоритчто-то о возможности помилования и жалуется на предстоящую нелегкую ночь. “Нозавтрашний день будет еще труднее! – выкрикнула привлекательная девушка. – Выприедете в Парчман?”