и в особенности из Митавы все более настойчивые слухи о нахождении при посольстве самого царя. Убеждаясь в их справедливости, Фридрих III, находивший сближение с московским царем для себя очень выгодным, решил оказать царю самый любезный прием. В Пилау, куда, по слухам, должен был прибыть царь, был отправлен навстречу ему генерал-фельдцейхмейстер герцог Гольштейн-Бек с несколькими чиновниками. Для разведок о Петре и для встречи посольства кроме ранее командированного тайного секретаря и переводчика фон Бергена было отправлено еще лицо высшего ранга — надворный советник Рейер Чаплиц, бывший в 1688–1689 гг. посланником от курфюрста в Москве[761]. Он должен был инкогнито доехать до Либавы. Однако до Либавы Рейер добраться не успел, так как по дороге из Мемеля в Либаву получил близ Нидербартау известие, что царь уже выехал морем из Либавы, и, опасаясь, как был царь не сошел на берег в Мемеле, Рейер поспешил вернуться в этот город. Вот какие известия о Петре сообщил он в донесении из Мемеля от 4/14 мая первому министру курфюрста обер-президенту Данкельману: «Когда я вчера после полудня прибыл опять сюда (в Мемель), приехал сюда из Либавы водою один студиозус, который сообщал, что он оттуда отплыл в воскресенье (2/12 мая) после того, как в тот же день утром вышел на парусах, по предположению в Пилау, нанятый московитами корабль с массой багажа и со многими людьми. На вопрос: предполагаемый царь, который называет себя капитаном Петром, сел ли на корабль, не мог он дать никакого решительного ответа, хвалился, однако, что видел царя как в Либаве, так перед тем в Митаве и так же, как это делали другие путешественники, зарисовал его карандашом и говорил, что царь особенно фамильярно обращался с тамошними шкиперами, ходил с ними в винные погребки и щедро их поил. В разговоре пользуется нижнесаксонским наречием и носит шкиперское платье. Когда один из шкиперов ясно дал ему понять, что считает его за самого царя, он, притворяясь, отговаривал его от такой мысли и говорил, что он не более как капитан с царского каперского корабля. Шкипер решился спросить, куда назначено каперство? Он ответил: „dat verstah’ ju niet, meyn heer“, и приневолил его напиться»[762].

Это донесение Рейера от 4/14 мая было получено Данкельманом, по всей вероятности, уже после того, как Петр вступил во владения курфюрста. Совершая путь при благоприятной погоде, корабль «Св. Георгий» вечером 5 мая бросил якорь в Пилау. «Погода была добрая, — отмечает „Юрнал“, — день был красен. И к вечеру приехали под город Пилоу и стали на якорь на реке Дегафт Фанкуниксборх (Haff von Kцnigsberg). Ночь была тихая и погода добрая с небольшим ветром»[763].

Подробности о прибытии Петра в Пилау и в Кенигсберг и о первом свидании его с курфюрстом Фридрихом III описываются в любопытном донесении императору Леопольду его агента при бранденбургском дворе Геемса, отправленном вскоре после этих событий, 11/22 мая 1697 г. «Когда несколько дней тому назад, — пишет Геемс, — из разных мест стали приходить к г. курфюрсту известия, что московский царь сам находится при посольстве, то такое известие сначала по многим важным причинам не встретило веры и, между прочим, потому, что нельзя было предполагать, чтоб царь при теперешних конъюнктурах и во время тяжелой войны с татарами уехал из своей земли и предпринял трудное путешествие. Но после того, как это из верных и достойных доверия источников было возвещено и подтвердилось со многими подробностями и, между прочим, как высокоупомянутый царь открыл себя перед отъездом герцогу Курляндскому, у которого он провел со своим посольством 8 дней, и что он в Либаве в 30 милях отсюда сел на корабль и продолжает путь сюда, то г. курфюрст отправил своего генерал-фельдцейхмейстера и губернатора здешнего герцогства герцога Гольштейн-Бека с некоторыми другими чиновниками в расположенную на Балтийском море крепость Пилау, чтобы там его достойно принять. Туда упомянутый корабль прибыл в прошедшую среду 5/15 этого месяца. Причем на нем выстроена была гвардия и был сделан салют из трех пушек и столькими же выстрелами отвечали из крепости. Затем с корабля к упомянутому губернатору прибыл офицер, который, сказав приветствие от имени командующего этим отрядом, просил о меньшем корабле, чтобы отвезти их в Кенигсберг, так как их корабль сидит слишком глубоко и они не прошли бы в нем через так называемый Фриш-гаф и не могли бы войти в Прегель. На что вышеназванный господин герцог Гольштейн послал на корабль курфюршеского камер-юнкера по имени Принца, чтобы приветствовать находящуюся там согласно дошедшему известию знатную персону и чтобы узнать, не угодно ли ей сойти на сушу, где уже сделаны все надлежащие приготовления к ее приему и угощению. Он, однако, не был допущен, и ему было объяснено в ответ, что там нет никакого такого знатного господина, как предполагают, находится только один имеретинский князь с частью свиты идущего Великого московского посольства. Почему так это и оставили и для удобнейшего их дальнейшего путешествия дали им тотчас другой корабль, на котором они немедленно продолжали путь»[764].

Отплытие из Пилау состоялось 6/16 мая в полдень. «Стояли у города Пилоу до полудня, — читаем в „Юрнале“, — и с полудня, вынув якорь, и пошли в путь и проехали город Бранебурх (Бранденбург при Фриш-гаффе) на правой стороне; проехав тот город и стали на якорь. День был красен с небольшим ветром; погода была тихая и ночь тихая же». С якоря снялись и двинулись в дальнейший путь 7/17 мая. Проплывая мимо расположенного на берегу Прегеля загородного замка курфюрста Фридрихсбурга, где тогда находился он сам, корабль Петра, по свидетельству Геемса, салютовал из трех пушек, причем солдаты стояли в строю. Курфюрст отвечал девятью выстрелами и послал своего обер-маршала с тем же камер-юнкером Принцем на борт приветствовать от своего имени находящегося там знатного господина. Им дан был тот же самый ответ, как раньше в Пилау, и корабль, вновь обменявшись с курфюрстом салютами, держал путь дальше. В Кенигсберг, по отметке «Юрнала», приехали после полудня и «стали в городе у берега со всею компаниею перебираться и, перебрався, ночевали». «В полдень, — повествует Геемс, — вышереченный корабль прибыл сюда (в Кенигсберг) при нескольких выстрелах с расположенного на упомянутой реке шанца».

«Находившиеся на нем отведены были на приготовленную для посольства квартиру; но это помещение не понравилось московитам» (вероятно, найдено было слишком видным для Петра, желавшего скрываться), «и они выбрали себе другое на так называемой Книпгофской Долгой улице (Kniephцflische Langgasse) и весь день заняты были выгрузкой багажей. В это время,