на вашей земле. Какое там! Римляне сами испытывают страх перед ними. А если между белгами и германцами вспыхнет большая война? Нужна ли она народу белгов? Ничего, кроме страшного разорения и неисчислимых бедствий, она не принесет. Но если ты поможешь мне добраться до Бойорига и Тевтобода, то тем самым будешь способствовать тому, что кимвры и тевтоны покинут Галлию. Они ведь давно грозились посчитаться с римлянами. Кто знает, может быть, мне удастся уговорить их пойти на Рим, когда они узнают, что в самой Италии к ним готовы присоединиться десятки и сотни тысяч угнетенных рабов.

Гертобрикс задумался, потом сказал:

– Лето в самом разгаре. Не слишком ли поздно послали тебя твои друзья с таким поручением? Даже если тебе удастся склонить Тевтобода и Бойорига к походу против римлян, им понадобится намало времени, чтобы собраться и хорошо подготовиться к нему. Да и сам поход займет не меньше тридцати и более дней, прежде чем кимвры и тевтоны достигнут Италии. Думаю, это произойдет не раньше, чем наступит осень, а за нею – зимняя стужа со снегопадами.

– Германцам это нипочем, – возразил Думнориг. – Они становятся только энергичнее, когда чувствуют приближение осенней прохлады. Они будут в выигрыше, если будут наступать даже суровой зимой, потому что привыкли к холоду у себя на родине. А римляне прекрасно переносят летний зной, но при первых заморозках предпочитают отсиживаться в своих зимних лагерях или за городскими стенами.

– Твои слова кажутся мне убедительными, – раздумчиво произнес Гертобрикс, – но я должен посоветоваться со своими старейшинами в Дурокорторе. Возможно, они согласятся оказать тебе содействие.

Думнориг снова возразил:

– Чем меньше людей будет знать обо мне, тем меньше будет лишних разговоров. А еще лучше, если наша сегодняшняя встреча останется тайной для всех, кроме нас двоих, тогда и у римлян не будет оснований гневаться на белгов за то, что они подбивали германцев напасть на Италию.

– Белги не испугаются гнева римлян, – с гордостью расправил плечи Гертобрикс.

– Храбрость белгов известна всей Галлии, – почтительно склонив голову, сказал Думнориг. – Но я думаю, не следует давать римлянам повод настраивать секванов, арвернов и других кельтов, пострадавших от нашествия германцев, против белгов. Римляне коварны и злопамятны. Покорив предальпийских галлов, они уже проникли за Альпы и не успокоятся, пока не подчинят себе всю Галлию. Пока им самим грозит опасность, они будут заигрывать даже с германцами. Разве ты не слышал о марзах, которые уже готовы были заключить союз с кимврами, но консульский легат Сулла отговорил их? Можешь не сомневаться, они не упустят возможности посеять вражду между народами Галлии, как только им удастся покончить с кимврами и тевтонами. Они припомнят белгам, что благодаря их содействию кимвры и тевтоны договорились с восставшими рабами Сицилии о совместной борьбе против Рима. Не лучше ли будет, если о нашем сегодняшнем разговоре никто и никогда не узнает?

– Ты прав, – согласился Гертобрикс под лавиной столь серьезных доводов. – Да и кто их знает, наших стариков? Как еще они отнесутся к тому, чтобы пропустить через земли белгов посланца беглых римских рабов для переговоров с германцами? Даже если согласятся, то вряд ли удастся сохранить это в тайне. Да, ты прав, не стоит поднимать из-за всего этого шум. В интересах не только белгов, но и всех кельтов, чтобы тевтоны и кимвры поскорее убрались отсюда. Пусть идут на римлян и хорошенько им зададут. Вся Галлия только облегченно вздохнет, когда станет известно, что кимвры и тевтоны окружили Рим своими повозками…

Три дня спустя, ночью, Думнориг присоединился к отряду Гертобрикса, который посадил на коней не менее двух десятков своих слуг и выступил с ними из Каталавна, двинувшись вдоль границы между ремами и треверами в направлении области нервиев.

Под защитой этого отряда Думнориг чувствовал себя в полной безопасности.

На второй день пути отряд Гертобрикса прибыл в главный город нервиев Багак. Там у него среди знатных людей были обширные знакомства. Одному из них он представил Думнорига как своего лазутчика, которого он решил заслать в стан германцев, чтобы разузнать, не замышляют ли они чего-нибудь против соседей, союзников белгов. Вскоре арвернец оказался в составе небольшого отряда нервиев, который препроводил его до пограничной реки, за которой начиналась территория, занятая тевтонами и кимврами.

Уже на следующий день Думнориг прискакал в Адуатуку, укрепленное поселение, занятое тевтонами. Здесь находилась ставка их верховного вождя Тевтобода. А еще через два дня Думнориг предстал перед собранием кимврских и тевтонских вождей. Он передал «конунгам» привет от царя восставших Сальвия Трифона (Думнориг не мог знать, что в это время Сальвия уже не было в живых) и предложил им от имени «повелителя всей Сицилии» военный союз против римлян. Думнориг решил, не стесняясь, выдавать желаемое за действительное. Откуда простодушным германцам было знать об истинном состоянии дел в Сицилии?

Вожди германцев выслушали его благосклонно. Думнориг был немало удивлен, когда кимвр Бойориг развернул перед ним большой лист пергамента, на котором весьма искусно была выполнена карта Италии и Сицилии, испещренная греческими наименованиями городов и рек. Возможно, эта карта досталась дикарям от массилийских купцов. Он видел подобную карту лишь однажды, когда образованный Мемнон внимательно разглядывал ее после памятного сражения под Леонтинами, собираясь идти походом к Триокале.

Совершенно неграмотный, но сообразительный галл с невозмутимой уверенностью ткнул пальцем примерно в то место сицилийского треугольника, где должна была находиться столица восставших. Хотя на карте этот небольшой и малоизвестный город вряд ли был обозначен. Думнориг не без основания полагал, что никто из вождей германцев не сможет с ним сравниться в его географических познаниях, и почувствовал великое облегчение, когда убедился в правильности своего предположения.

Бойориг и Тевтобод неплохо изъяснялись по-кельтски. Другие германские вожди пользовались услугами переводчика из племени сегусиавов. Думнориг в немногих словах обрисовал положение в Сицилии: война идет уже третий год, восставшие разбили войска трех римских преторов, остров во власти восставших, которые располагают хорошо вооруженной шестидесятитысячной армией (в этом месте своего рассказа Думнориг тоже сильно преувеличил). Он особо подчеркнул, что Сальвий Трифон, царь восставших, твердо обещает при первых же слухах о вторжении храбрых германцев и их союзников-галлов в пределы Италии переправить все свое войско через Сикульский пролив и двинуть его прямо на Рим.

– Армия наша по мере приближения к Риму будет постоянно расти, – продолжал Думнориг. – По всей Италии стонут в цепях тысячи и тысячи рабов, измученных непосильным трудом и несправедливостью. Среди них множество бывших кельтских воинов из побежденных римлянами племен. Натерпевшись в рабстве, они без колебаний примкнут к нам и будут храбро сражаться.

– Мы одни в состоянии справиться с римлянами, этими неженками, похожими на женщин, – презрительно и гордо изрек гигант Тевтобод, поводя могучими плечами. – Когда-то у нас в руках были одни копья с каменными наконечниками, но мы все равно обратили в бегство консула Карбона с его воинами, сплошь одетыми в броню и вооруженными железными мечами. Но теперь у нас самих нет недостатка в железе. Наши копья и мечи не уступают римским. Когда мы пойдем в Италию, наше шествие будет подобно огню, который сожжет Рим.

– Мой брат Тевтобод совершенно прав, – важно сказал Бойориг и обратился к Думноригу: – Скажи откровенно, твой царь стремится к союзу с нами, чтобы принять участие в дележе добычи, которую мы возьмем в Риме?

– Ни царь Трифон, ни его люди не заинтересованы в добыче настолько, чтобы это повредило нашим дружеским и братским отношениям с вами, – отвечал Думнориг, осторожно подбирая слова. – Мы вообще готовы отказаться от всякой добычи. Мы хотим лишь одного – уничтожения Рима и всех римлян, которых не так уж много – всего около трехсот пятидесяти тысяч по последней переписи. Но одним нам, без вашей помощи, трудно будет противостоять им. Поэтому нас не интересует добыча. Угнетенные рабы, освободившиеся от власти надменных господ, сами в состоянии добыть себе все необходимое привычным для них