говорят галлы, – прошептал Серторий на ухо Думноригу, который в это время был погружен в невеселые размышления о том, что ему приходиться быть соглядатаем римлян в стане союзников. Бросить Сертория и остаться в тевтонском лагере? Но как это сделать, не подвергнув нурсийца опасности? Он испытывал симпатию к этому храброму юноше. О том, чтобы выдать его тевтонам на верную смерть, у него даже в мыслях не было. «В конце концов, я добросовестно выполнил порученное мне дело и теперь могу позволить себе делать все, что мне самому не противно», – успокаивал он сам себя.

Галлы у ближайшего к лазутчикам костра смеялись и говорили всякий вздор. В этом убедился даже Серторий, плохо разбиравший их беглый говор, хотя три года назад он довольно успешно переводил речь главы посольства аллоброгов консульскому легату Клавдию Марцеллу.

Разведчики осторожно переместились к другому костру. На этот раз им повезло. Думнориг сразу понял, что сидевшие у костра воины обсуждали предстоящий поход. О новом штурме римского лагеря он не услышал ни слова. Неясно было, покинут ли лагерь все тевтоны или же часть из них останется сторожить римлян в их неприступном лагере. По мнению Думнорига, тевтоны должны были поступить именно так. У них было достаточно воинов, чтобы без особого риска разделить свои силы: оставить для осады римского лагеря сто тысяч амбронов, тойгенов и кельтов, а самим двинуться на соединение с кимврами или даже прямо на Рим…

– О чем они говорят? – шепотом спросил Серторий.

– Я еще ничего толком не разобрал, – уклончиво ответил Думнориг.

– А я понял, что они говорят о Тевтободе, который отдал приказ готовиться к выступлению в поход… Неужели они собираются уходить? Но когда?

– Кажется, они говорят о том, что амброны уйдут в последнюю очередь…

– В последнюю очередь? Означает ли это, что они уйдут все, оставив у себя в тылу наш лагерь?..

– Неясно…

– Тихо… Послушаем еще.

Вскоре оба лазутчика окончательно выяснили, о чем говорили галлы: завтра утром первыми должны выступить тойгены и кельты, потом начнут уходить тевтоны и амброны.

– И ни слова о том, кто останется у Родана, – пробормотал себе под нос Серторий.

В этот момент со стороны соседнего костра, окруженного десятком воинов, до лазутчиков донеслись громкие и отчетливо различимые возгласы кельтов:

– Верно! Пусть римляне сидят за своими частоколами…

– А мы пойдем на Рим…

– На Рим! На Рим!..

Серторию окончательно стало ясно, что варвары действительно решили полностью снять осаду.

– Уходим, – сказал он Думноригу.

Луна взошла, когда они благополучно выбрались из тевтонского лагеря.

Плутарх, биограф Сертория, оставил короткое сообщение об этом подвиге нурсийца: «Одевшись по-кельтски и усвоив наиболее ходовые выражения, необходимые, если придется поддерживать разговор, он смешался с варварами и многое узнал».

Утром Серторий пришел к Марию с докладом.

Марий выслушал его с недоверием. Он полагал, что тевтоны задержатся у Родана на более длительное время. Хотя бы частью своих сил, чтобы продолжать осаду его лагеря. Они могли оставить у Родана стотысячную армию. Почти столько же во главе с Тевтободом ворвались бы в Италию и двинулись на беззащитный Рим. Или пошли бы на соединение с кимврами, угрожая с тыла легионам Катула. Тут было над чем призадуматься. Марий не склонен был пренебрегать способностями тевтонского верховного вождя, о котором ему ничего не было известно. Даже о Бойориге он знал только то, что тот собственноручно убил консульского легата Марка Аврелия Скавра, попавшего к нему в плен под Араузионом. А что говорит Серторий? Варвары собираются сегодня же снять осаду римского лагеря? Решили всеми силами наступать на Рим, имея в тылу Мария с семидесятитысячным войском? Но что здесь неразумного? По крайней мере этим они вынудят римлян покинуть укрепленный лагерь, чтобы в конце концов сразиться с ними в открытом бою…

Такие мысли проносились в голове арпинца. Однако в наступившее утро ему пришлось убедиться в верности сообщения Сертория, хотя еще неясно было, как поведет себя враг: оставит ли часть своих сил у римского лагеря или полностью снимет осаду?

Передовой отряд тойгенов численностью около тридцати тысяч воинов первым двинулся на восток, выходя на дорогу, соединявшую Арелат с Массилией. Следом потянулись повозки с поклажей, окруженные крикливыми толпами женщин и детей. Это шествие продолжалось до самого вечера. На следующий день снова пришли в движение колонны вооруженных тойгенов. К концу дня следом за ними выступило многотысячное скопище кельтских добровольцев. Эти меньше были обременены своими семьями. Многие из них когда-то были изгоями в родных краях, отчаянный люд из племен тигуринцев, аквитанцев, сегусиавов, битуригов и многих других, в разное время примкнувших к могущественным и непобедимым пришельцам из Германии…

Глава четвертая

Битва при Аквах Секстиевых. – Думнориг и Веледа

Тойгены и кельты составляли около четверти всех сил тевтонов. Но прежде чем все они покинули громадный лагерь, раскинувшийся на берегу Родана, прошло еще два дня. Казалось, они преднамеренно замедляли движение, чтобы устрашить римлян своею численностью.

От рассвета до заката отряды варваров и их повозки вместе с женщинами и детьми непрерывно двигались перед валом римского лагеря, из которого за ними с молчаливой ненавистью наблюдали десятки тысяч глаз.

Один из отрядов кельтских всадников остановился напротив преторских ворот. Всадники что-то со смехом прокричали выстроившимся на валу у частокола римским солдатам.

– О чем они каркают, эти варвары? – спросил у Думнорига Геродор (оба стояли на возвышенном месте перед частоколом в толпе обозных рабочих).

– Галлы спрашивают, не желают ли римляне что-либо передать своим женам, ибо скоро они будут в Риме, – с усмешкой перевел Думнориг.

На третий день пришли в движение первые отряды тевтонов, и шествие их продолжалось до двух часов пополудни. На четвертый промчался мимо римского лагеря сам Тевтобод с многотысячным отрядом конников и снова потянулись колонны вооруженных тевтонов и вереницы повозок, с грохотом катившиеся по пыльным дорогам в сторону Акв Секстиевых и Массилии.

Только на шестой день ушли последние отряды амбронов, составлявшие арьергард тевтонов. Шествие замыкал отборный отряд численностью не менее пяти тысяч воинов. Они шли густыми колоннами, колыхавшими лесом длинных копий. На многих было римское вооружение: латы из полированных стальных пластин и железные шлемы, увенчанные оскаленными звериными мордами. Амброны участвовали во всех битвах с римлянами не только на стороне кимвров и тевтонов, но и на стороне тигуринцев, вместе с которыми они пять лет назад нанесли жестокое поражение консулу Луцию Кассию Лонгину у Леманского озера, причем сам консул и его легат Луций Кальпурний Пизон пали в сражении. У кимвров они находились на особом положении отборного войска, никогда не знавшего поражений. Тевтоны получили это войско от кимвров как залог нерушимого союза и взаимных обязательств между двумя братскими народами.

Марию и его легатам оставалось только гадать, на сколько миль удалились передовые отряды тевтонов в своем движении по пути к Массилии. Как потом выяснилось, в течение этих шести дней двигавшаяся на восток лавина людей, повозок и животных превратила в пустыню пшеничные поля римских колонистов из Акв Секстиевых и вытоптала огороды жителей Массилии, но до самого города не дошла. Перейдя реку Арс, отряды тойгенов и галлов заняли живописную, изобиловавшую теплыми источниками местность, которая была ближе к Аквам Секстиевым, чем к Массилии. Здесь они расположились надолго, ожидая, когда подойдут главные силы.

Горячий и решительный Клавдий Марцелл предлагал стремительными переходами обогнать врага, укрыться за стенами Массилии и нанести тевтонам внезапный удар в тот момент, когда они в походном порядке будут проходить мимо города.

– Приурочим нападение к концу дня, чтобы тевтоны не успели ввести в сражение все свои силы, и с наступлением темноты отступим в Массилию, – убеждал консула Марцелл.

Маний Аквилий советовал дать первое сражение тевтонам не у Массилии, а под Никеей. Там находился постоянный и хорошо укрепленный лагерь, куда еще летом было свезено большое количество продовольствия и вооружения. Дальнейшая борьба представлялась легатам и самому Марию как серия молниеносных сражений. Все были едины во мнении, что столь многочисленного и сильного врага