* * *

Но тут Ойген Леттке ошибался. Хотя на самом деле то был не человек, знавший, где он, а огромная, так называемая «нейроподобная сеть» в вычислительной сети в берлинском районе Лихтенберг, и этот машинный интеллект обратил внимание на необычную комбинацию, когда кто-то отправил четыре идентичных электронных письма секретаршам фюрера, чуть позднее забронировал номер в одной из самых роскошных гостиниц в столице Рейха, а также поездку в один конец, к тому же номер забронирован всего на одну ночь, в то время как упомянутое лицо должно явиться на службу и отправиться на фронт через три дня и на эти три дня не было совершено никаких бронирований.

Эту комбинацию данных, как уже сказано, компьютеры выловили из вечно текучего, необъятного потока данных и классифицировали как необычную, однако пока не определили, в какой степени ее нужно оценивать как необычную. Для этого понадобится еще некоторое время.

* * *

Берлин выглядел изменившимся, и Ойген Леттке не мог бы сказать, в чем дело. Во всем городе будто пахло войной. Лица людей, встречавшихся по пути, были пустыми, их глаза утратили весь блеск, а их движения – всю уверенность. Многие витрины заколочены досками, на которых временами висели объявления, написанные на оборотах старых рекламных плакатов, например: «Сегодня: картофель, лук, яблоки!» И притом картофель и яблоки уже были вычеркнуты.

Тем не менее в метро все еще полно стариков и женщин в бесформенных пальто. Все, казалось, затаили дыхание, выглядели внутренне напряженными и странно отсутствующими, как будто присутствовали здесь только физически, но мыслями были на фронте, чтобы сражаться и помогать одержать победу, чтобы страху окончательно пришел конец.

В гостинице «Кайзерхоф», правда, так же роскошно, как и всегда, но даже здесь Леттке казалось, словно всё вокруг одна лишь видимость, кропотливо поддерживаемая декорацией. Когда он увидел золотые перила на лестницах, ему почудилось, что слой золота стал тоньше, чем в прошлый раз, взглянул на ковры, и они показались ему более потертыми, а улыбки служащих производили впечатление вымученных, будто за ними приходилось скрывать собственный голод, когда те подавали еду гостям.

Но, возможно, все это – только его воображение.

Во всяком случае, все шло гладко. На рецепции его приветливо встретили, выдали ключ, и усердный паренек в ливрее потащил его чемодан в номер, где уже действительно стояли наготове бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом и два бокала.

Когда он остался один и спокойно осмотрелся, то был по-настоящему потрясен – насколько все выглядело так же, как тогда. Горлышко бутылки шампанского указывало в том же направлении, стулья стояли точно так же, подушки украшены в точности, как и тогда, даже цветы в вазе такие же! На сбивающее с толку, восхитительное мгновение ему почудилось, что вот-вот из ванной выйдет Цецилия, и у него появится шанс исправить свою оплошность.

Но этого, конечно, не произошло. Он вздохнул, снял пальто и аккуратно повесил его на один из золотых крючков у двери. Потом откупорил шампанское, налил полный бокал, устроился на том же стуле, на котором сидел тогда, и выпил.

Вот он и снова здесь. Бронируя номер, он считал это хорошей идеей, но теперь ему было трудно вспомнить, на что он надеялся. Во всяком случае, на что-то, чего не удалось добиться.

Так часто случалось с ним в жизни.

Вновь наполнил бокал, выпил, закрыл глаза и попытался вызвать воспоминания. О том дне. О Цецилии, о том, как она раздевалась перед ним. О ее обнаженном теле. О том, как он привязывал ее к кровати.

И о времени, предшествовавшем тому дню, когда лишь одна мысль о том, что он собирался с ней сделать, так сильно возбуждала его.

Ничто из этого по-настоящему не восстановить. Он вспомнил, но в его штанах больше ничего не шевелилось.

* * *

Примерно к этому моменту компьютеры проекта ТПИО пришли к выводу, что степень необычности, которую проявил некий Ойген Леттке, позволяет отправить компетентным правоохранительным органам соответствующее предупредительное сообщение.

Если бы кто-то следил за расчетами нейроподобной сети, то обнаружил бы, что главным фактором для принятия такого решения стало то, что упомянутый человек обратился по электронной почте ко всем четырем личным секретаршам фюрера, а на следующий день забронировал аппартамент прямо напротив рейхсканцелярии.

О том, что у Ойгена Леттке есть еще и офицерское оружие его отца, которое он к тому же взял с собой, компьютеры даже и не подозревали, потому что в хранилищах данных это нигде не было зафиксировано.

* * *

Шампанское приятное на вкус, только в такой толстой тяжелой бутылке его не так уж и много. Не важно. Он ведь приехал сюда не для того, чтобы напиться. Он приехал сюда, чтобы… чтобы…

Ах, к черту. Во всяком случае, он не умрет на Восточном фронте! Только не он, сын героя войны. Ему это и не нужно. Героизма его отца достаточно для них двоих – нет необходимости превращать в традицию смерть на войне.

Ойгена Леттке зашатало, когда он встал на ноги. Но только слегка. Ничего страшного. Он все еще держал себя в руках, держал все под контролем. К тому же уже отпустило.

Он направился к чемодану, который все еще стоял возле двери, там, куда его поставил паренек. В старых фильмах посыльные всегда получали чаевые за подобного рода услуги, но в нынешнее время, когда платить можно только электронными деньгами, это вышло из моды – слишком много волокиты.

Почему-то эта мысль заставила его захихикать.

Водрузил чемодан на кровать, открыл его, достал пистолет. Довольно тяжелая штука. Взвесил его в руке, сомкнул пальцы вокруг рукоятки, положил указательный на спусковой крючок, захотел куда-нибудь выстрелить, просто так. В пустую бутылку, например, стоявшую на столе. Или в зеркало. Ему почудилось, что, разбив зеркало, будет на что посмотреть.

Снял пистолет с предохранителя, прицелился, остановился.

На самом деле он планировал стрелять во что-то совершенно другое. В кого-то другого.

Повернул руку и приложил ствол ко лбу.

Своеобразная поза. В таком положении нельзя как следует нажать на курок. Как же это обычно делают? Лучше к виску, верно? Сбоку?

Так он и сидел, чувствуя, как колотилось его сердце, словно понимало происходящее лучше, чем разум. Это же очень просто. Один выстрел – и все кончено. Нельзя сейчас быть трусом.

И тут, без всякого предупреждения, сразу несколько кулаков забарабанили в дверь его номера. Скорее от испуга, чем от решимости, Ойген Леттке нажал на курок.

* * *

Хелена не ложилась спать в этот вечер, ожидая, когда Берта наконец вернется.

– Ну что? – спросила она шепотом, когда горничная бесшумно вошла в комнату.

– Я передала все именно так, как вы меня просили, – так же тихо объявила Берта.