Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президент сказал, что он легко представляет себе, как Горбачёв появится на встрече “большой семёрки”летом в Лондоне с “незрелым планом реформ вроде того, который привёз сюда Примаков”. Будучи убеждён, что такое положение дел “только гарантирует отказ”, Буш выступил против приглашения Горбачёва в Лондон – для его же блага, утверждал он»[221].
Щербаков В. И.: «Столкнулись мы с Явлинским в поездке. Я видел одну сторону, а когда прочитал воспоминания Примакова, Горбачёва, Медведева и Черняева, то понял, что втайне от меня крутились большие дела, и Евгений Максимович за моей спиной тоже интриговал по полной программе. А мне в глаза говорил совсем другое! Я этого никак от него не ожидал. То, что Примаков мог что-то не сказать, я понимал, но когда он у меня спрашивал по поводу выдачи рекомендательного письма Явлинскому: “Есть некое предложение, как ты к нему относишься?” – а потом выяснилось, что он за месяц до этого уже сходил к Михаилу Сергеевичу и подписал его… А меня разыгрывали, как дурака в польском преферансе».
Естественно, несколько иначе передаёт эту историю опытный разведчик Примаков: «После окончания официальных встреч 31 мая меня пригласил президент Буш на рабочий ланч. Присутствовал его помощник по вопросам национальной безопасности Скоукрофт и переводчик Афанасенко. Атмосфера была дружеской. Я сказал президенту, что он отлично выглядит. Это было хорошо воспринято, тем более что Буш незадолго до нашей встречи, будучи в Токио, потерял сознание во время приёма. Питер Афанасенко позже рассказал, что один из наших генералов, принятый Бушем, начал разговор с ним со слов: “Вы что-то не очень сегодня хорошо выглядите, господин президент”. Беседа, запланированная на полчаса, закончилась в пять минут.
Буш больше расспрашивал. Сам говорил о чём угодно, но без какой-либо конкретики. После ланча повёл меня в “личный кабинет”, где показал свою гордость – новый компьютер. Напечатал на нём письмо Горбачёву. Позвал свою секретаршу, попросив по моей просьбе снять копию для меня. Старая леди пробрюзжала: “Господин президент должен был знать, что ему следовало нажать вот эту кнопку и сам компьютер выдаст необходимое число копий”. В общем, впечатлений было хоть отбавляй. Но никакого серьёзного разговора об экономической поддержке наших реформ не было»[222].
Своей прессе американский президент позже объявит: «Мне понравилось то, что я услышал. Советы предпринимают то, что для них – да и в глазах всего мира тоже – является радикальными экономическими реформами».
Как и Щербаков, Примаков был убеждён, что миссия Явлинского провалилась: «Фактически безрезультатно окончилась и столь многообещающая работа советско-американской группы в Бостоне. Во всяком случае, ни при каких условиях нам никто не предложил 30 млрд долларов. У участников группы – Аллисона, Явлинского и других – были разные объяснения неудачи. Но факт оставался фактом» [223].
При всех сложностях ситуации и разных мнениях о дальнейших перспективах реформ главная цель визитёров достигнута – Горбачёва в Лондон пригласят.
За неделю до лондонского саммита в личном письме Горбачёву Буш напишет: «Если вы убеждены, что рыночная экономика – решение ваших проблем, тогда мы можем помочь вам создать её в СССР. Но если вы всё ещё чувствуете, что быстрый переход к рынку слишком рискован и поэтому необходимо на некоторый период сохранить административный контроль в соответствии с тем курсом, который намечен в антикризисной программе, тогда нам будет труднее вам помогать. Если вы полностью привержены реформам для внедрения рынка, тогда я предложил бы, чтобы мы двигались вперёд одновременно в нескольких областях. Во-первых, необходимо установить определённую связь, чтобы дать вам возможность составить такую программу реформ для вашей страны, которая пользовалась бы международным доверием. Это лучше всего сделать, работая непосредственно с МВФ и Всемирным банком… Если вы согласны, что это разумно, а другие руководители “семёрки” поддержат такой подход, тогда немедленно после Лондона МВФ и Всемирный банк могут начать работу, чтобы не терять времени».
Поездки и встречи с европейскими членами G7 прошли у Щербакова и Примакова уже гораздо веселее и не с таким напряжением, только на Японию с Канадой времени не хватило. Тем более что парламентёры имели все основания сомневаться в полезности этих путешествий: двум означенным странам было совершенно безразлично, какая у Кремля программа. Для Японии всегда важна была лишь проблема Курильских островов, а в остальном эти страны будут следить за отмашкой США.
Вместо этих неосуществлённых поездок коллеги решили укрепить свои позиции в Европе хотя бы моральной поддержкой со стороны председателя Еврокомисии Жака Делора и президента Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) Жака Аттали, которые тоже были приглашены в Лондон.
Так была выполнена миссия Владимира Ивановича и Евгения Максимовича.
Тем временем, по рассказам американцев, Горбачёв агитировал Коля и Миттерана поддержать его участие в саммите, а они в свою очередь нажали на Буша и нового премьер-министра Великобритании Джона Мейджора, чтобы советского руководителя пригласили в Лондон в знак того, что Запад поддерживает его и его программу. Лидеры «большой семёрки» выработали такой протокол встречи, который свёл бы к минимуму впечатление, что Горбачёв присутствует на встрече только в качестве гостя… Юридически он был гостем, а создавалось впечатление, что он чуть ли не в составе «семёрки», даже в прессе писали, что «семёрка» преобразуется в «восьмёрку», пусть и не сразу.
«Семёрка»
Встреча глав государств «семёрки» с участием М. С. Горбачёв была назначена на 17 июля 1991 года. Хотя на саммит G-7 Президента СССР пригласили вполне официально, место в «семёрке» никто ему не предоставлял. По этой причине его приезд формально значился