помощи перевести в поставки такого оборудования не без выгоды для себя, ведь речь шла об объёмах, превышающих поставки в СССР во времена Великой депрессии. Тогда это помогло обеим странам, хорошо было бы использовать тот положительный опыт сейчас. Ещё раз акцентирую, что существенным отличием программы правительства от гарвардской является то, что мы не просим “живых” денег, нам нужно изменить график выплат по долгам. Эти средства мы направим на конверсию и перепрофилирование 1500 военных заводов на гражданскую продукцию. Отметил, что готовы подумать над радикализацией правительственного плана, если США могут гарантировать предоставления если не всей, то хотя бы половины от суммы помощи, запрашиваемой по гарвардской программе. Примаков при этом молчал, на его лице вообще не было никакой реакции».

По словам Евгения Максимовича, «американцы проявили к Григорию Алексеевичу особый интерес, настаивая, чтобы он был с нами не только у госсекретаря Бейкера, но и у президента Буша. Создавалось впечатление, что они хотели более выпукло показать наличие оппозиции вырабатываемому экономическому курсу в СССР и найти таким путём аргументы для оправдания своей “сдержанности”в поддержке этого “половинчатого” курса. При всех разногласиях, нужно сказать, Явлинский в общем оставался в команде, хотя на встречах стремился демонстрировать “превосходство в интеллектуальном плане” над остальными членами делегации. Мы к этому относились в меру снисходительно»[220].

Тем временем выделенные президентом на беседу 60 минут истекли, стороны попрощались. Неожиданно Буш просит Щербакова с Примаковым задержаться. Все вышли, кроме американского переводчика.

Щербаков В. И.: «Президент ведёт нас в свою “боковушку” (подозреваю, что именно там развлекался потом Билл Клинтон со стажёркой Моникой Левински), где стоял обычный канцелярский стол и на нём компьютер. Буш, смеясь, рассказал, что осваивает новую технику. В подтверждение отпечатал приветствие моему сыну, написав, что у него “классный отец”.

Я только потом понял, для чего была вся игра. После того как президент немножко “размял” нас после довольно тяжёлой первой части встречи, он повернулся, посмотрел каждому из нас в глаза и вдруг, сделавшись серьёзным, сказал, что организует приглашение Михаила Горбачёва в Лондон и даже проведёт с коллегами специальный разговор по размерам финансовой помощи, при условии, что ни о какой гарвардской программе и тем более о суммах, фигурирующих в ней, мы больше никогда и нигде официально говорить не станем: “Если Михаил пообещает это, считайте, что предложение приехать в Лондон он уже получил. А вот по поводу денег – надо бы действительно добавить энергичности программе, точнее обосновать суммы”».

При этом Евгений Максимович, по словам Владимира Ивановича, не улыбнувшись Бушу, не меняя своей фирменной индифферентной маски на лице, весомо, с расстановкой ответил, что он как личный представитель и ближайший советник Президента СССР от его имени заверяет Президента США, что Горбачёв, как и любой другой официальный представитель СССР, ни на «семёрке», ни после неё не будет возвращаться к гарвардской программе и размерам помощи в контексте, неприемлемом для президента Буша.

Только в этот момент Щербаков понял – и по выражению лица, и по отточенности формулировок во фразе, произнесенной по-английски без единой запинки, – что Примаков – великий политический шахматист. Уверен, он разыгрывал свою партию и был внутренне подготовлен именно к такому повороту событий.

На этом разговор закончился.

Вернёмся к воспоминаниям двух осведомлённых американцев, демонстрирующих двуличность наших «партнёров»:

«В пятницу, 31 мая, Буш принял в Овальном кабинете Примакова, Щербакова и Явлинского. Как и следовало ожидать, Примаков и Щербаков пытались исключить Явлинского из встречи, но Белый дом настоял на его присутствии. Президент начал с того, что повторил своё желание видеть Запад “задействованным” в советской экономике и выразил надежду на то, что Соединённые Штаты найдут способ “поддержать подлинные реформы”. Предупреждённый заранее Хьюэттом президент счёл необходимым обратиться к Явлинскому и попросил его изложить свои взгляды. Явлинский изложил свою теорию немедленной радикальной реформы цен и приватизации.

Примаков, насупясь, сказал, что рекомендации Явлинского “чересчур радикальны”. Позже он сказал Бушу, что Явлинский – “толковый молодой человек”с “интересными идеями”, но “не всегда практичными”. Примаков подчеркнул, что только он один говорит за Горбачёва.

Около полудня Буш снимался в Розовом саду со студентами Техасского университета, участвовавшими в состязании по плаванию. Репортёры спросили его о советской экономической делегации, и Буш постарался ответить расплывчато и вежливо. “Мне понравилось то, что я услышал”, – сказал он. И добавил, что у него создалось впечатление: Советы “предпринимают то, что для них – дай в глазах мира тоже – является радикальными экономическими реформами”.

Примаков был в восторге. Невзирая на нюансы, именно такой поддержки от президента он и ждал. Эллисон же и Явлинский были ошеломлены. По их мнению, публичная оценка Буша подорвала те усилия, которые они в течение недели предпринимали за закрытыми дверями, чтобы оттолкнуть Советы от плана Павлова и приблизить к “Согласию на шанс”. На самом-то деле эта неделя просто уменьшила и без того не слишком большой интерес администрации к “Согласию на шанс”. Плохо скрытая напряжённость в отношениях между Явлинским и другими советскими представителями усилила подозрения Зеллика, Росса, Хъюэтта и Боскина, что Явлинский не занимает сколько-нибудь авторитетного положения в Москве. У “Согласия на шанс”– сколь бы ни были значительны его концептуальные достоинства – не было необходимой политической поддержки на советской стороне, так что этот план не мог представлять интерес и для Вашингтона».

Так или иначе Буш не стремился от имени Соединённых Штатов обязательство оказывать широкомасштабную финансовую помощь Советскому Союзу, и миссия Примакова, считал Буш, давала ему новое прекрасное основание этого не делать.

«В начале июня, направляясь на самолёте Nq 2 в Будапешт, первый город в поездке по Восточной Европе, вице-президент США Дэн Куэйл дал интервью четырём сопровождавшим его журналистам. Куэйл объявил “нестартующим”любой план прямой денежной помощи Советскому Союзу. Он сказал, что администрация Буша не станет субсидировать “неэффективную, обанкротившуюся экономическую систему”: “Пока Советский Союз не проведёт необходимых систематических реформ, можно вкладывать туда сколько угодно денег – всё равно не поможет”. Особенно пренебрежительное отношение вызвал у него план Явлинского – Эллисона: “Гарвард насовал туда больше идей, чем существует проблем”.

Это интервью Куэйла, опубликованное в “Вашингтон пост”, отражало то, о чём говорили высшие должностные лица в частных беседах. Но это подрывало усилия Буша и Бейкера делать на публике вид, что Правительство США в общем и целом поддерживает Горбачёва, что оно открыто для обсуждения того, как Запад может поощрить проведение реформ, и готово рассмотреть оказание помощи Советскому Союзу при условии, что американская позиция излагается в будущем времени и в условном наклонении.

В