скромных предварительных мер, которые администрация готова была принять для демонстрации своего искреннего желания поощрить реформу. “Мы располагаем потенциалом сделать больше, когда удостоверимся, что вы всерьёз решили двигаться к рыночной экономике”, – заявил он.

Подобно “корзине инициатив”, которую Буш с большой помпой преподнёс Горбачёву на Мальте, новый американский пакет в основном состоял из старых идей. Буш ещё год назад, во время встречи в верхах в Вашингтоне, обещал устранить поправку Джэксона – Вэника и направить новое торговое соглашение в Конгресс – теперь это предложение снова присутствовало, являя собой классический пример того, как одну лошадь можно продавать дважды. Соединённые Штаты уже заявляли, что поддержат предоставление Советам особого ассоциативного статуса в Международном валютном фонде, – теперь Бейкер снова выступил с таким предложением.

Бейкер сказал, что с вложением частного американского капитала в советскую энергетику придётся подождать до выяснения взаимоотношений между Центром и республиками. А Конгресс по-прежнему не желает ратифицировать новое торговое соглашение, пока советский парламент не внесёт ясности по тем пунктам закона об эмиграции, которые можно толковать двояко.

Используя старый рефрен, Бейкер напомнил Примакову, что он ведь был министром финансов и его “по-настоящему беспокоит” план Павлова, потому что этот план “не будет работать и вы не добьётесь хороших результатов”. Вторя тому, что сказал Шеварднадзе за несколько дней до того насчёт Союзного договора, Бейкер утверждал, что будь нечто вроде павловского плана принято два года тому назад, “за одним столом с вами сегодня сидело бы больше девяти республик”. А теперь ход событий опередил подобные полумеры.

Примаков ответил общими словами: соглашение “девять плюс один”между Горбачёвым и руководителями республик создало-де “благоприятные условия” для “радикальной реформы”. Новый Союзный договор – Примаков предсказывал, что он будет подписан в ближайшие недели, – обеспечит права и в значительной мере суверенитет республик, и “центростремительные силы заменят центробежные”.

Он считал, что, как только республики признают выгоды сохранения “единого экономического пространства”, они отойдут от своих первоначальных требований и останутся в советском сообществе, привязанные к Москве здоровым конвертируемым рублём.

Слушая это, американцы настраивались всё более скептически. Они-то знали, что Советский Союз отнюдь не является единым экономическим пространством, а, по сути дела, представляет собой зону экономического бедствия, положение в которой с каждой неделей непрерывно ухудшается. В этом одна из главных причин, объясняющих, почему столь многие граждане Советского Союза предприняли попытки из него вырваться – индивидуально или коллективно, – и целые республики устремились к отделению. Как раз ничего не весящий рубль, равно как и страх перед КГБ, и неприятие господства Кремля побуждали людей отворачиваться от Центра.

Хьюэтт увидел в логике Примакова не только изъян, но и ловушку: представление о едином экономическом пространстве включало не только девять республик, которые вели переговоры с Горбачёвым о новом Союзном договоре, но и те шесть, которые стремились к полному отделению: Прибалтику, Грузию, Армению и Молдавию. И Хьюэтт спросил Примакова, будет ли этим шести “разрешено выйти” из Союза.

Примаков сказал: “Да, но этому должны предшествовать переговоры”. И дал ясно понять, что переговоры будут длительные. А кроме того, грозно добавил он, у Кремля будут свои претензии к республикам, которые захотят отделиться.

Как и подозревали Хьюэтт и другие американцы, примаковская концепция единого экономического пространства, видимо, была частью более широкой политической стратегии, направленной на то, чтобы воспрепятствовать развалу Союза.

Бейкер заговорил о “политическом контексте” и “политической атмосфере”, в которых администрация Буша станет рассматривать вопрос о помощи. Он имел в виду внутреннюю политику США: если Советский Союз не отпустит вожжи в Прибалтике, не прекратит своей поддержки Кастро и своих огромных расходов на оборону, сказал он, будет “нереалистично” ожидать, что американский народ и его представители в Конгрессе проголосуют за какие-либо меры по поддержке советской экономики»[219].

И вот утром 31 мая они вместе с Примаковым приходят в Белый дом на встречу с Президентом США и видят в холле уже сидящего Явлинского. Щербаков удивлённо смотрит на Примакова, а тот, улыбаясь, объясняет, что пригласить Григория Алексеевича на встречу было желанием американцев и прямым указанием Горбачёва.

Щербаков В. И.: «Внутри у меня всё начинает закипать – или нашу программу снова готовятся “слить”, или идёт какая-то нечистоплотная игра и нужно готовиться к возможному удару в спину. Как потом стало понятным из американских источников, включая прессу, так оно и было: правительство Павлова в Администрации Президента уже готовы были именно “слить”».

В этой ситуации устраивать разборки было глупо, поэтому на встречу пошли впятером (включая советского посла Юлия Михайловича Воронцова и переводчика). С американской стороны народу тоже было немного: президент Джордж Буш-старший, госсекретарь Джеймс Бейкер, советник президента по национальной безопасности Брент Скоукрофт, министр финансов Николас Брейди, зам. госсекретаря Роберт Зеллик и переводчик.

Владимир Иванович коротко доложил содержание своей программы, возможности ускорения её реализации при поддержке со стороны «семёрки». Прослушали его молча, вопросов не задавали. После этого предоставили слово Явлинскому. Тот не стал скрывать своего неприятия плана соотечественников. «Наша цель, – заявил он, – не поддерживать или видоизменять провалившуюся систему, а создать новую». Дальше последовал призыв к «скорому и решительному отказу от регулирования цен» и к «агрессивной приватизации» государственной собственности. После этого он представил свою гарвардскую программу, попутно критикуя и передёргивая цифры, сроки и цитаты из программы правительства. Возражения Щербакова, что движение страны сверхрадикальным путём нереалистично, было выслушано тоже молча.

Щербаков В. И.: «Следует сказать, что именно предложенные в гарвардской программе Явлинского меры и реализовало впоследствии правительство Гайдара, которому Запад обещал помогать и деньгами, и товарами. К чему привела эта программа и какие последствия породила – мы помним».

Впрочем, только обещал. Официально 23 млрд в 1992 году. Получил же Гайдар и его команда полтора… которые кое-кто успешно «приватизировал».

После Явлинского слово взял Бейкер и сказал, что с программой правительства хотелось бы ознакомиться подробнее, и хорошо бы по радикальности приблизить её к программе Гарварда. Над остальным они должны подумать. «Если бы такая программа появилась года два назад, сейчас за одним столом с вами сидело бы намного больше республик. А теперь ход событий опередил подобные полумеры. В общем, – подвёл он итог, – США дадут вам ответ после завершения наших переговоров со всеми остальными странами-партнёрами и проведения внутренних консультаций».

Щербаков В. И.: «У меня после этих слов осталось полное ощущение, что мы-таки доигрались с этим гарвардским “согласием”. От напряжения голова раскалывалась. Напоминаю, что наш пакет включает две программы, вторая, не менее значимая, касается конверсии военного производства и под неё потребуется много современного оборудования. США могли бы существенную часть кредитной